Дни, что нас сближают - [24]

Тишина. Как в склепе! Смолкла и вагонетка, раньше толкавшая трубу. Так! Это, наверное, потому, что люди там, наверху, думают, что Спас уже проник вместе с трубой сквозь завал, что он уже в забое. Да нет же! Он еще в трубе. Сил отгребать землю больше не осталось, Спас решил таранить ее головой. Боль пронзала все тело страшная, но он, отталкиваясь локтями, полз. Нет, не полз, а волочился на животе. Вдруг голова его, до сих пор упиравшаяся в грязь, повисла в пустоте. Но в тот миг он еще не понял, что это конец. Что это действительно конец. И застыл, не веря себе.

Потом стал медленно и мучительно выбираться из трубы. Он не смог даже сесть, просто рухнул, раскинув руки в стороны. Что бы теперь ни случилось — не страшно. Потому что он не один. Он нащупал ногу Владо, вспомнил о бутылке и достал ее. Поднес ему к губам, но из нее не вылилось ни капли коньяка. Весь выпил сам… Он оперся спиной о камни и потихоньку сел. Грудь Владо судорожно вздымалась и опускалась. От удушья. Спас заглянул в трубу. Пусто и темно. Лишь где-то очень далеко светилась белая точка. Там свет. Там люди.

Спас с трудом поднял отяжелевшее тело Владо и просунул его в трубу. Потом влез и сам. Начался мучительный путь назад. Руками Спас ничего не мог: они превратились в кровавые ошметки. Поэтому он отталкивался ногами, ноги двигали тело, а тело — голову. Головой он и выталкивал Владо наружу. Вдруг Владо медленно протянул руку и коснулся лица Спаса. Оба замерли.

В голове у Спаса все гудело. А ему так много еще нужно было сказать Владо, много хорошего, много важного. И он прошептал:

— Параско где-то читал, что человеческое тело на пятьдесят пять процентов состоит из воды… Ты в это веришь? А?

Владо молчал.

Лишь руки его ощупывали воздух и искали Спаса.

Спас вновь подогнул ноги и головой уперся в голову Владо. Так он и толкал его к белой точке, которая становилась все больше. Оттуда уже доносились голоса людей.

Перевод В. Ерунова.

Васко Жеков БЕЛАЯ АУДИТОРИЯ

Скоро придет Диньо Крик. И пока профессор Икономов не закончит лекцию, он будет шагать по коридору. Старшекурсники начнут расспрашивать, что его сюда привело — сын или дочь? Уж не исключают ли? И почему? Попытаются посочувствовать. Он взглянет на них исподлобья, а сам будет мерить шагами коридор, такая уж у него привычка, и ни слова не скажет в ответ этим прилипалам. Будет видно через синий хлопчатобумажный костюм, как сгибается и разгибается при каждом шаге протез и стучит о каменный пол. Желваки на скулах задвигаются, сильно выступающий кадык начнет ходить вверх-вниз по своему привычному маршруту. Бригадир Диньо Крик пытается унять волнение, сейчас его ждет дело — важное и сложное, — и он подбирает слова, с которых нужно начать разговор, чтобы профессор тут же согласился…

Икономов даже не подозревает о существовании Крика. Он сейчас разворачивает чертеж, вешает его на классную доску и направляет указку к точке A. Всегда, при любых обстоятельствах, он начинает именно оттуда. Потом проходит через сложные лабиринты нагнетательных насосов, масляных выключателей, переключателей скоростей и подъемных механизмов, называя их буквами латинского алфавита.

— Механизмы и функции блока A, — говорит он, пытаясь привлечь внимание студентов.

Петьо старается уловить смысл профессорских слов, но они куда-то уплывают, бледнеют и доходят до него чистыми и неразгаданными…

Вчера вечером Петьо переборщил, но было так хорошо, что он забыл графики, планы, пусковые сроки, которые кричат в письме Крика. Он нарочно оставил письмо дома, сделал вид, что забыл. Хотел обмануть себя, потому что знал, стоит ему вспомнить про письмо, как он тут же полезет в карман, вытащит его и начнет читать своим друзьям сбивчивые слова Крика. А те не захотят слушать, может, даже посмеются, и он, Петьо, понимая тревогу бригадира, умолкнет. А ему так не хотелось этого делать. Игривые взгляды Шеллы манили его и обещали открыть ему совсем еще не знакомый мир. И он был готов идти за ней. Пусть она ведет его. Ускользает, а он за ней. Но письмо Крика… Бригадир зовет его, и он не может не ехать, не имеет права. Хочется только отложить отъезд на несколько дней, на неделю, побродить в горах, уединиться где-нибудь с Шеллой…

Профессор Икономов продолжает лекцию. У Петьо все еще не хватает сил сосредоточиться, разгадать побледневшие слова. Он думает о Диньо Крике, который в любой момент может появиться, и о Шелле. Она и сегодня не явилась на лекцию. Спит сейчас, наверное, чуть откинув одеяло, а из-под него виднеется нежный овал ее груди. Вчера вечером пришлось поспешить, ведь потом они расстанутся, она — в горы с друзьями, а он, хочешь не хочешь, вернется в бригаду. Сейчас там горячие денечки, приближается пуск, им нужны люди, люди…

Он ведь их, и они его зовут.

Петьо, когда поступал в институт, получил от них наказ: вернуться инженером и сказать Икономову, чтобы тот дело свое хорошо делал. Что касается первого, то Петьо старается, но вот насчет второго — все никак не может решиться. А тогда был убежден, что сможет… Первый раз они услышали фамилию профессора после серьезной аварии. Той самой, когда Крику размозжило левую ногу.