Дневники - [24]

В доме очень чисто и аккуратно, моя комната – лучшая из всех, какие у меня здесь были. Постельное белье на этот раз байковое.

14.3.36

Вчера вечером долго говорили с мистером Г. о его военном опыте. Особенно о симуляциях, которые он наблюдал, будучи ранен в ногу, и о проницательности врачей, разоблачавших симулянтов. Один солдат изображал полную глухоту и выдержал все проверки, продолжавшиеся два часа. Наконец ему объяснили знаками, что он забракован и может идти, и, когда он был уже в дверях, врач небрежно сказал: «Закройте дверь, ладно?» Он обернулся, закрыл дверь и был признан годным. Другой симулировал сумасшествие и преуспел. День за днем он ходил по госпиталю с согнутой булавкой на бечевке, изображая, что удит рыбу. В итоге его освободили от призыва, и, прощаясь с Г., он показал увольнительные документы и сказал: «Вот что я выудил». Я вспомнил симулянтов в парижской «Опиталь Кошен»{52}, где безработные пребывали месяцами, притворяясь больными.

Опять зверский холод. Утром дождь со снегом. А вчера, когда ехал в поезде, видел пахоту, и земля выглядела по-весеннему, особенно одно поле, черноземное, в отличие от обычно глинистых в этой местности. Лемех выворачивал пласты, похожие на шоколадную массу, разрезаемую ножом.

Мне очень удобно в этом доме, но не думаю, что буду подробно знакомиться с Барнсли. Никого здесь не знаю, кроме Уайлда, а он человек совершенно невнятный. Не могу выяснить, есть ли здесь отделение N. U. W. M. [Национального движения безработных рабочих]. Публичная библиотека бедная. Нет настоящих справочных материалов, и, по-видимому, справочника по Барнсли не издавали.

15.3.36

Вчера вечером с Уайлдом и другими на общем собрании Южно-Йоркширского отделения Союза рабочих клубов и институтов (проходило в одном из клубов в Барнсли). Около 200 человек, все припали к пиву и сэндвичам, хотя еще только 4.30: на сегодня им дали продление. Клуб – большое здание, по сути увеличенный паб с одним большим залом, где можно устраивать концерты и пр., – в нем и проходило собрание, временами несколько бурное, но Уайлд и председатель управлялись с этим неплохо и были большими мастерами по части митинговой фразеологии и процедуры. Я заметил в балансовой ведомости, что зарплата У. – £260 в год. До сих пор я не имел представления о количестве и важности рабочих клубов, особенно на севере и особенно в Йоркшире. На этом собрании присутствовали по паре делегатов от каждого клуба в Южном Йоркшире. По моим представлениям, порядка ста пятидесяти делегатов, представлявших 75 клубов и, вероятно, около десяти тысяч членов. Это только в Южном Йоркшире. После собрания меня пригласили в комнату комитета на чай; там было человек 30 – наверное, важных делегатов. Угощали ветчиной, хлебом, маслом, пирогами и виски – его все подливали в чай. После этого вместе с У. и другими отправились в Радикальный и либеральный клуб в центре города, где я бывал уже раньше. Там шел концерт для курящих – эти клубы, как пабы, по субботам нанимают певцов и т. п. Был очень неплохой комик с обычным репертуаром (теща – близнецы – копченая селедка) и довольно усердное питье. В подобном окружении местный выговор Уайлда становится гораздо явственнее. Кажется, эти клубы стали открываться как благотворительные заведения в середине девятнадцатого века и, разумеется, без спиртного. Но с трезвостью покончили, перейдя на самоокупаемость, и клубы превратились в несколько облагороженные кооперативные пабы. Грей, состоящий в Радикальном и либеральном клубе, сказал мне, что вносит 1 ш. 6 п. в квартал, а пинта там на пенс или два дешевле, чем в пабах. Юноши до 21 года не допускаются; женщины (я думаю) членами быть не могут, но могут приходить с мужьями. Большинство клубов объявляют себя не политическими, и в этом, а также в том, что их члены в основном более обеспеченные рабочие и безработных сравнительно мало, можно усмотреть опасность того, что их мобилизуют в антисоциалистических целях.

Разговаривал с бывшим шахтером, а теперь работником муниципалитета. Он рассказал мне о жилищных условиях в Барнсли времен его детства. Он рос в битком набитом доме (две спальни, полагаю), где обитали 36 человек и до уборной надо было идти 200 ярдов.

Договорился ехать в субботу на шахту в Граймторпе. Там очень современная шахта, оборудована машинами, которых нигде еще нет в Англии. А в четверг спуститься в штольню – выработку с выходом на поверхность. Человек, с которым я договаривался, сказал, что до забоя надо пройти милю, так что, если «дорога» будет тяжелой, до конца не пойду: хочу только увидеть, что такое штрек, а оконфузиться, как в прошлый раз, не желаю.

Придя с шахты, Г. моется, перед тем как сесть за стол. Не знаю, принято ли так, но часто видел за едой шахтеров с лицами черных менестрелей – совершенно черными, за исключением красных губ, очищенных пищей. Когда Г. приходит с работы, он черен, как сапог, особенно голова: вот почему шахтеры обычно коротко стригутся. Он наливает в большой таз горячую воду, раздевается до пояса и моется методично: сперва кисти рук, затем предплечья, затем грудь и плечи, затем лицо и голову. После этого вытирается, и жена моет ему спину. Пупок все равно гнездо угольной пыли. Думаю, ниже пояса он должен быть черен. Есть общественные бани, шахтеры ходят туда, но, как правило, не чаще чем раз в неделю; удивляться тут нечему: между работой и сном остается мало времени. Ванных комнат в шахтерских домах – за исключением новых муниципальных – практически не бывает. Только немногие угледобывающие компании строят надшахтные бани.