Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [92]
Они все очень устали после поездки по Волге, и отдых большей части семьи был достаточно спокойным. Но для Ольги он был наполнен новым увлечением, поскольку в отсутствие АКШ она обратила свое внимание на другого красивого усатого офицера на «Штандарте», которого она упоминает в своем дневнике как «Пав. Ал.». Недавно получивший звание лейтенанта Павел Алексеевич Воронов, двадцати семи лет, поступил на службу на «Штандарт» в апреле. С того момента, как Ольга взошла борт яхты 10 июня, она быстро привязалась к нему. Иногда она сидела с ним в передней рубке, когда он был на вахте, или приходила туда, чтобы продиктовать ему записи в вахтенный журнал. Вскоре у них появилось любимое место свиданий между телеграфной комнатой и одной из труб корабля. Там они часто сидели и болтали с Татьяной и ее любимым офицером Николаем Родионовым. В течение дня Павел иногда присоединялся к девочкам и их отцу на берегу, чтобы сыграть энергичную партию в теннис (он был любимым партнером Николая по теннису), прогуляться или поплавать. Вернувшись на борт, они смотрели фильмы и играли вместе в карты. Все это казалось таким невинным и бесхитростным, но глубоко внутри Ольга была в смятении.
Всем нравился спокойный Павел Воронов, особенно Алексею, которого Воронов часто носил, когда мальчик был нездоров. В конце июня Ольга записала: «Он такой ласковый». Она старалась использовать любую возможность побыть с ним наедине, часто просто сидела, глядя на него, когда он стоял на вахте на мостике[751]. Любые развлечения и занятия, в которых не участвовал Павел, были «скучными», а если он был там, то «оказывалось уютно и безумно приятно быть с ним». К 6 июля ее чувства углубились: «Я продиктовала ему вахтенный журнал. После этого мы сидели на диване до 5:00. Я люблю его, Боже, так сильно»[752]. 12 июля, в последний день на «Штандарте» на пути назад в Петергоф, она сидела с Павлом в рубке всю обратную дорогу. «Было ужасно грустно. Все время, пока подавали трап, я стояла с ним. Покинули яхту около 4:00. Так ужасно тяжело расставаться с любимым «Штандартом», офицерами и моим дорогим… Господь его храни»[753].
В последующие недели в Петергофе ей временами звонил Павел, а также надежный Николай Саблин, которого она так уважала. Так было легче воспринимать длинную череду почти ежедневных недомоганий матери. У мамы болело сердце, болело лицо, болели ноги, она была утомлена, у нее сильно болела голова. Алексей тоже был болен, у него разболелась рука, потому что он «сильно размахивал руками, играя», да так, что в середине июля к нему вызывали Григория. Он приехал как‑то вечером в семь часов, сидел с Александрой и Алексеем, а затем перед отъездом поговорил немного с Николаем и девочками. «Вскоре после его отъезда, — записал Николай в своем дневнике, — боль в руке Алексея стала проходить, он успокоился и начал засыпать»[754]. Ольга часто сидела с братом и матерью, когда они были нездоровы, утешая и поддерживая их, как и Татьяна, и время от времени играла в теннис или каталась верхом. Ее бывший возлюбленный, АКШ, вновь появлялся иногда в конвое, и она была рада его видеть, но все ее мысли теперь занимал «Штандарт», направлявшийся в Средиземное море.
В начале августа две старшие сестры начали всерьез готовиться к своему первому официальному появлению на армейских маневрах, которые должны были пройти в Красном Селе 5 августа. За несколько дней до этого знаменательного дня они тренировались в верховой езде, готовясь к моменту, когда в военной форме, верхом, они в первый раз будут инспектировать свои полки: Ольга в синей и красной с золотым позументом форме 3‑го Елисаветградского гусарского полка на своей лошади Риджент, а Татьяна в темно‑синей и голубой форме 8‑го Вознесенского уланского полка на Робиньо. Они в тот момент являлись самыми молодыми женщинами‑полковниками в мире и в день маневров показали, что были очень хорошо подготовлены. «Обе великие княжны проехали перед императором галопом» вместе с великим князем Николаем, главнокомандующим армии[755]. «Был жаркий день, и они очень нервничали, но были восхитительны и сделали все возможное. Я считаю, что император был очень горд, когда смотрел на дочерей в первый и — увы! — в последний раз на военном построении», — вспоминал князь Гавриил Константинович. Однако это стало еще одной вехой в их жизни, которую так и не увидела их мать, поскольку была слишком больна, чтобы лично присутствовать там. Она в это время была у себя в будуаре, закрывшись от всех, страдая от очередного приступа невралгии.
Два дня спустя, в разгар жаркого лета (температура доходила до 40 градусов Цельсия), семья отправилась на юг, в Ливадию. Алексей пока еще чувствовал себя неважно. Он ворчал, недовольный грязевыми ваннами, которые ему приходилось теперь принимать два раза в неделю, что очень ему не нравилось. Но у него теперь был свой собственный гувернер. Николай и Александра изначально подумывали назначить на эту должность кого‑нибудь из их военного или военно‑морского окружения, но в конце концов решили предложить ее Пьеру Жильяру. Не все одобряли такой выбор. Жильяр был безупречным педагогом, очень подходящим и педантичным, но был очень не русский, как подметил Николай Васильевич Саблин
