Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [156]
Вскоре новые охранники провели еще одно собрание и постановили, что никто не должен носить погоны, тем самым поставив всех на новое, социалистическое, уравнивающее всех положение. Для Николая как солдата это было величайшее бесчестье. Он отказался подчиниться, а вместо этого стал носить пальто, чтобы скрыть свои погоны, когда был снаружи среди охранников.
Но изменение режима принесло дальнейшие неприятные новости. Кобылинский, который оставался формально ответственным за губернаторский дом, получил телеграмму о том, что новое правительство Ленина больше не собирается оплачивать расходы на проживание царской семьи на сумму более 600 рублей в месяц на человека, то есть в общей сложности 4200 рублей в месяц на семерых[1463]. Александра с Жильяром провели несколько дней, пересматривая все бытовые расходы. Они уже немало задолжали лавочникам Тобольска и не могли содержать такое большое хозяйство. Делать было нечего — им не оставалось ничего другого, как отпустить десять человек из прислуги. Это было для семьи большим несчастьем, так как многие из этих слуг привезли с собой свои семьи. Кроме того, как справедливо отметил Жильяр, их преданность царской семье, проявившаяся в том, что они последовали за Романовыми в Тобольск, послужит теперь причиной их бедственного положения, «приведет их к нищете». И все‑таки им не оставалось ничего другого, как отпустить десять человек из прислуги. В конце концов, семеро из десяти уволенных выразили желание остаться без всякого жалованья[1464].
С 1 марта по стране ввели карточную систему. Не избежала ее и царская семья. Николаю Романову, «бывшему императору», проживающему на улице Свободы с шестью иждивенцами, была выписана книжка № 54 с карточками на муку, масло и сахар[1465]. Кофе (к которому так привыкла Александра) теперь практически невозможно было достать. И вновь им стали передавать съестные припасы «от различных добрых людей, которые услышали о нашей потребности экономить наши предстоящие расходы на продукты питания», — пишет Николай. Щедрость дарителей он назвал «такой трогательной»![1466] В благодарность Александра раскрашивала маленькие бумажные иконки и отправляла их в качестве ответных подарков.
Несколько дней спустя один из прежних членов Ставки Николая в Могилеве прибыл в Тобольск и привез царской семье 25 000 рублей в подарок от друзей‑монархистов в Петрограде, а также книги и чай[1467]. Но основную трудность представляло даже не то, что продукты теперь были по карточкам, а то, что негде было достать одежду. В марте Александра была счастлива, когда хоть что‑нибудь из отправленного Анной Вырубовой, которая постоянно высылала одежду, доходило до них: теплые свитера и куртки на последние прохладные дни, блузки и шляпы для весны, а также военный костюм, жилет и брюки для Алексея. Зинаида Толстая отправила из Одессы чудесную посылку с духами, сладостями, карандашами, альбомами, иконами и книгами, хотя несколько других ее посылок так и не дошли[1468].
Все стали готовиться к строгому Великому посту, который уже приближался. Александра и девушки разучивали партии православной литургии, потому что больше не могли позволить себе платить хористам. А с улицы раздавались звуки празднования Масленицы, одного из самых радостных праздников в русском православном календаре, которые им было, однако, тяжело слушать. «Все в полном веселье. Под нашими окнами проезжают туда и обратно сани. Звон колоколов, звуки гармоник, песни», — записал Жильяр. Алексей с гордостью отметил в своем дневнике 16‑го, что он съел за обедом шестнадцать блинов перед наступлением Великого поста, когда все постились в течение первой недели. Они все с нетерпением ожидали предстоящих литургий и молебнов.
«Мы надеемся пойти молиться в церковь на следующей неделе, если нам позволят это сделать, — написала Александра Лили Ден. — Я уже с нетерпением жду эти прекрасные службы — так хочется молиться в церкви… Природа красивая, все сияет и восхитительно освещено… Нам не на что жаловаться, у нас есть все, мы живем хорошо, благодаря трогательной доброте людей, которые тайком отправляют нам хлеб, рыбу, пироги и т. д….Нам также необходимо понять через все это, что Бог превыше всего и что Он хочет привлечь нас, через наши страдания, ближе к Нему… Но моя страна — Боже мой, как я люблю ее, всем своим существом, и ее страдания причиняют мне настоящую физическую боль»[1469].
20, 22 и 23 марта впервые за два месяца всем им разрешили посетить церковь. Они смогли послушать, как поет хор «наши любимые, знакомые псалмы»[1470]. Это была «такая радость и утешение, — писала Александра. — Молитва в домашних условиях совершенно не то же самое»[1471]. Но пост неизбежно наводил и на грустные размышления. Мысли Николая обратились к его отречению в прошлом году, его последнему прощанию с матерью в Могилеве, ко дню, когда он вернулся в Царское Село. «Невольно вспоминаешь этот прошедший тяжелый год! А что еще ожидает нас всех впереди? Все в руце Божьей! На него только все упование наше»
