Дневники и письма - [24]

- "Слушаюсь". Перерыв. "Тов. Троцкий (за дверью)! Менжинского нет" "Тогда Ягоду". Уходит. Ждем. "У телефона", - слышим, но по голосу как-то неуверенно. Л. Д. отпирает и выходит в коридор, где у нас телефон. Там происходит следующий диалог: "Алло!" - "Слушаю". - "Кто говорит? Товарищ Ягода?" -"Нет, Дерибас91". Не отвечая дальше, вешает трубку. Обращаясь к гепеурам: "Иван Никитич Смирнов Дерибаса на фронте не дострелял за трусость, говорить с ним не желаю. Я просил Менжинского или Ягоду". Опять запирается дверь. "Их нет". - "Они спрятались под кровать и боятся подходить к телефону". Несколько секунд молчания ... "Товарищ Троцкий, выслушайте меня, что вы от меня прячетесь?" Л. Д. нем, его взорвало. Он подошел вплотную к двери: "Не нагличайте. Вы ворвались в мою квартиру и смеете говорить, что я от вас прячусь..." Молчат. Выхожу в коридор; прошу разрешения позвонить жене либо за ней послать.

(Никаких самостоятельных переговоров никто из нас не ведет, кроме Л. Д. - так он требует. О моем требовании видеть жену перед отъездом и взять у нее необходимые мне очки он уже говорил - они обещали). Мне отвечают: "Хорошо, вот сейчас", но ничего не предпринимают. Беру телефон. "Нельзя!" Выхожу на кухню, и туда пришли, с черного хода; стоит громадный детина Возвращаюсь в нашу "крепость". Слышу звонок. К Сергею (брату) пришел товарищ, беспартийный студент - попал в засаду. Не выпускают. На лице изумление и немного испуг. (Его продержали недели две во "внутренней".) Быстро возвращаюсь, за мной запирают ... За дверью тот же голос: "Я вынужден буду взять вас силой" (это, конечно, заранее согласовано). Молчим. Ковыряют чем-то в замке - не удается. Предлагаю забаррикадироваться мебелью. Л. Д. решительно отказывается. За дверью слышно распоряжение; "Ломайте двери!" По-видимому, ищут чем, наконец находят и пробивают стекло в дверях. В отверстие видно, что орудуют нашей стамеской. Затем просовывается рука и не без опасения быстро отпирает. Входят, вернее, вваливаются. Они взволнованы, мы тоже. "Товарищ Троцкий, я должен выполнить приказ хотя бы силой ... Стреляйте в меня, стреляйте!" - вдруг истерически кричит он. В ответ им: "Что вы вздор городите, никто в вас стрелять не собирается". Осели сразу. С наглым видом входят несколько штатских гепеуров. Среди них знакомые лица: вчерашний (омерзительный толстяк, хам) и Барычкин. Бывший мытищинский рабочий, когда-то неплохой революционер (по отзыву Л. Д.), теперь вконец разложившийся пьяница и растратчик. "Штатские, шапки снимите, вы не на улице". Растерялись. "Мы-коммунисты", - слабо отвечают. И наглость как-то сразу спала, стушевываются в коридор. Старший распоряжается: "Принесите пальто и шапку". К Л. Д.: "Мы солдаты - приказ, сами знаете, были военным". "Я никогда не был солдатом, я был солдатом Октябрьской революции, а это совсем не одно и то же". Кратко им рассказывает, как англичане снимали в Канаде с теми же словами: "приказ", "мы подчиненные" и пр.92 Выбегаю в коридор, у себя в комнате беру документы, папиросы. У телефона Ф. В. звонит к себе на квартиру и успевает сообщить, что увозят. Я беру второй телефон, называю два номера, как на зло, оба заняты. Тот же громадный детина, приставленный теперь к телефону, нам не мешает; то ли от растерянности, то ли неизвестно отчего. Звонок. Беру трубку. Белобородов. Успеваю сказать: "Казанский, берут сейчас". Старший выхватывает трубку. "Это не честно!" - восклицает патетически. Болван, хочется ответить - молчу. Л. Д. под руки тащут по коридору; это момент, когда я теряю свое относительное спокойствие. Н. И. [Седова] одевается и идет за ним. Его протискивают, ее пропускают в дверь, затем захлопывают и нас не пускают. "Я еду также, пустите", - говорю одеваясь. Не помогает: "Нельзя, не велено". Врат что-то кричит им, вернее, ругается. Медлить некогда. Дружно наваливаемся на гепеура-оттаскиваем его от двери. Я открываю и выскакиваю. Сергей притискивает гепеура в угол. За мной в это время проскакивают Ф. В. и И. За ними Сергей. Дверь взята. На ступеньках лестницы сидит Л. Д. Живо мне вспомнилась Канада ... "Долой английский ... то бишь сталинский произвол". Сбегаю по лестнице, начинаю с Н. И. звонить по квартирам. В стеклянных дверях показываются испуганные лица, что-то им кричу. Л. Д. сносят с лестницы. Позже он рассказывает забавную подробность; т. к. несущих было всего трое, им было тяжело, все время невероятно пыхтели и часто останавливались отдыхать.

Во дворе у подъезда - машина, в нее буквально втискивают. Сергей садится уже на ходу, без шапки. На дворе несколько недоуменных лиц. В машине нас 9-10 человек, битком, друг на друге. В окно видим машины спереди и сзади-"провожают". По дороге предлагаю брату выскочить, оповестить товарищей и Аню. Не соображаю, что в суматохе И. ушла. На Лубянской площади делаем попытку; горячимся, за нами смотрят в оба. Сергей успевает просунуть лишь ноги - дверцами его прищемляют. Обоих нас держат. Подъезжаем к Каланчевской площади - месту расположения вокзалов. Заворачиваем, но не на Казанский, а все на тот же знаменитый - Ярославский. Въезжаем во двор, кто-то вскакивает на подножку и указывает путь. Высаживаемся почти у платформы. Из задней машины выскакивает Беленький[93] и К°. (И этот трусливый глупец здесь). "Как с вещами?" - спрашивает Л. Д. "Все, все доставлено", - отвечает Беленький. - "Вы лжете, как лгали тогда у покойного Иоффе[94], что не было мне письма, а сами украли его"95. Л. Д. ведут под руки, затем начинают нести. Пусто. Вдалеке редкие железнодорожники. Кричу им: "Товарищи рабочие, смотрите, как несут товарища Троцкого". У одного (Л. Д. видит) взволнованное лицо. Меня хватают за спину и то, что называется, за шиворот. Слышу грубые ругательства: "Замолчи" ... Вдруг выпускают, сразу не понимаю, в чем дело. Продолжаю кричать. Позже узнаю: Сергей ударил державшего (того же Барычкина) по физиономии. "А так как, - рассказывал он, - мишень у него широкая, попал неплохо". Тот пустил меня сразу, закрыл лицо рукой и отошел ...