Дневники голодной акулы - [18]

Телевизор — великое средство для приведения сознания в норму. Включив его, я повалился на диван, поставив водку на пол у своих ног и положив сбоку от себя красную папку. Чтобы успокоить нервы, я сделал несколько глубоких, обжигающих горло глотков, а затем открыл папку и вынул из нее лист бумаги. Вот что было там напечатано:

Вообрази, что ты на озере, в лодке.

Дело происходит ранним летним утром. В то время, когда солнце не вполне еще выбралось из-за горизонта и длинные, вытянутые тени оставляют следы на холмах, словно тигриные когти. Проплывая под лучами солнца, ты чувствуешь их теплоту, но в тени воздух все еще прохладен, и туман цепляется за все укромные уголки и выступы, где только это возможно.

Время от времени налетает держащийся понизу ветерок, поднимая на воде рябь и легонько покачивая твою лодку, плывущую по утренней ряби, в которой инь постоянно чередуется с ян. Поют птицы. Это отчетливые, ясные звуки, свободные от того жужжащего фона, который появляется, когда день разворачивается в полную силу. Время от времени можно слышать шуршание листьев под ветром или всплески волн побольше, разбивающихся о борт лодки, но больше ничего.

Опуская руку за борт, ты испытываешь дрожь от соприкосновения с водой, от равномерного ее игривого колыхания, при котором она то касается костяшек твоих пальцев, то отпускает их в ритме, пронизанном холодом. Вытягиваешь руку обратно и наслаждаешься тем, как исчезает ломота в пальцах. Держа руку перед собой, закрываешь глаза и ощущаешь крохотные проявления борьбы сил природы — сил гравитации и поверхностного натяжения воды, пока жидкость отыскивает пути на твоей коже, собирается в капли, которые затем срываются вниз, и каждое падение капли сопровождается отчетливым шлепком.

А теперь, именно на этом шлепке, — остановись. Прекрати воображать. Теперь игра начинается по-настоящему. Вот что очевидно, чудесно и ужасно в одно и то же время: озеро в моей голове, озеро, которое я вообразил, только что стало озером в твоей голове. Не имеет значения, что ты никогда меня не знал или же ничего обо мне не знаешь. Я мог бы уже умереть, мог бы умереть даже за сотню лет до твоего рождения, и все же — подумай об этом хорошенько, так подумай, чтобы, миновав очевидное, добраться до изумительного чуда, — озеро в моей голове стало озером в голове твоей собственной.

Позади, или внутри, или на всей протяженности трехсот семи слов, что составили мое описание, позади, или внутри, или на всей протяженности тысячи шестисот восьмидесяти трех знаков, употребленных дня этого, существует своего рода течение. Чисто концептуальный поток, не имеющий ни массы, ни веса, ни материи, не привязанный ни к гравитации, ни ко времени. Поток, который может быть виден только в том случае, если ты решишься смотреть на него именно под тем углом, под которым мы глядим на него сейчас, но тем не менее поток этот направлен непосредственно из моего воображаемого озера в твое.

Далее, попробуй увидеть все потоки человеческого взаимодействия, общения. Все те связующие потоки, направленные к людям и пролегающие между людьми, проходящие через тексты, картины, речь и комментарии телеведущего, льющиеся сквозь общие воспоминания, случайные связи, события, свидетелями которых были несколько человек, потоки, затрагивающие прошлое и будущее, причины и следствия. Попытайся увидеть этот обширнейший лабиринт озер и каналов между ними, оценить его размеры и внушающую священный ужас сложность. Эту огромную, богатую среду. Этот водный рай всех сведений, сознаний и личностей.

А теперь вернись к своему озеру, к своей легонько покачивающейся лодке. Но на этот раз пойми, что это за озеро, разберись, что представляет собой это место, и, когда ты будешь готов, перегнись через борт лодки. Вода чиста и глубока. Преломленный солнечный свет прорезает ее голубыми клиньями, уходящими вниз, в прозрачные холодные глубины. Сиди спокойно, жди и наблюдай. Не шевелись. Будь в высшей степени неподвижен. Говорят, жизни свойственна цепкость. Говорят, что при наличии половины шанса или менее того жизнь будет расти, существовать и развиваться даже в самых неблагоприятных и невероятных местах. Жизнь, говорят, всегда находит себе пути. Не издавай ни звука. Продолжай смотреть в воду. Продолжай смотреть и наблюдать.

Я пару раз перечитал этот текст. Положил страницу обратно в папку. Осушил стакан с водкой. Протер глаза. Сказал: «О господи». Налил себе еще порцию и снова тяжело опустился на диван. Мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания, прошел кот. Холодильник гудел. Все остальное состояло из стучащего в окна дождя. Все это не имело совершенно никакого смысла, а если и имело, то я слишком устал и вымотался, чтобы его увидеть. Закрыв глаза, я сосредоточился на жжении водки, позвякивании кусочков льда в стакане и простых усилиях, требуемых для дыхания.

* * *

Я проснулся на диване посреди увиденной во сне встречи с доктором Рэндл.

— Но это же не… — проговорил я вслух и тут же осекся, поняв, что это был сон.

Пока я спал, что-то изменилось.

Мое одурманенное, лишь наполовину пробудившееся внимание обратилось внутрь, словно пронзающий тьму яркий луч фонаря, и меня поразила его неожиданная ясность. Я увидел все свое сознание, которому было четыре месяца от роду, свою шестнадцать недель формировавшуюся личность, — увидел совершенно, во всей полноте, живо и ярко, во всех деталях. Я различал даже сновидение-воспоминание, которое все еще проигрывалось где-то на заднем плане, отмечая, что лента крутится все медленнее, по инерции, теряя связность.