Дневники Энди Уорхола - [13]

Там оказался мой врач, Док Кокс[44], и он повел меня наверх, показать, как выглядит спальня Эдвина Бута: все затхло, пыльно, все, как в стародавние времена.

Подали ужин, одни жирные блюда, а мне это противопоказано из-за моего желчного пузыря, и Док был несколько сконфужен, что, мол, присутствует, пока я все это ем, но он не хотел портить мне настроение, поэтому сказал: «Я на вас и глядеть не буду». Я познакомился с Альфредом Дрейком, бродвейским актером, этим красавцем, звездой мюзикла «Карусель»[45].

Все выступали с речами, а потом поднялась Китти, и она была лучше всех. Она была в черном платье, с жемчугами, выглядела шикарно. Сказала, что по-прежнему хочет много работать, и, насколько я помню, Диана Вриланд говорила мне как-то: Китти, мол, потому приходится «работать, как негру на плантациях», что у нее маловато денег. До дома меня подвез Док.

Понедельник, 6 декабря 1976 года

Позвонил Фредди Эберштадт, пригласил на что-то там в «Ла Гренуй» (La Grenouille) завтра вечером, но я ему сказал, что у меня как раз на это время назначено свидание с Бьянкой Джаггер[46], и разве что я мог бы прийти вместе с ней, и он сказал: конечно-конечно.

Ушел из офиса рано, чтобы переодеться дома, подготовиться к торжественному вечеру. Подвез Кэтрин (4 доллара). Зашел потом к Хальстону. Виктор говорил, что у них для меня будет место за столом Хальстона на вернисаже в музее Метрополитен, куда мы все пойдем, там Диана Вриланд открывает выставку русского костюма[47]. Когда мы появились у Хальстона, там была миссис Генри Дж. Кайзер[48] – Эли, на ней был сине-зеленый костюм от Хальстона с изумрудами, и она вроде бы очень заинтересовалась мной, а когда Хальстон увидел, что у нас налаживается контакт, он предложил мне отвести ее наверх – показать его портреты, которые я написал. Однако после этого визита наверх она перестала проявлять ко мне интерес: наверное, увидела меня в ином свете.

Мы все ждали Марису и ее нового мужа, а также Бьянку и ее кавалера, Джо Юлу, с которым у нее сегодня свидание. Еще был врач-иглоукалыватель, который их всех пользует, его зовут доктор Джиллер[49], так что он, получается, теперь уже попал в список приглашаемых на вечеринки. Была Барбара Аллен, причем она единственная из дам пришла в платье не от Хальстона, но в красивом, с обнаженными плечами, от Кристиана Диора. Это – после ее гламурного шопинга в Париже в прошлом месяце: ведь платил за все Филипп Ниархос[50].

Явилась Мариса, и ее волосы были уложены на одну сторону головы, как у красавицы-кинозвезды давних времен. На Бьянке была ее пурпурная лиса, которую она носила весь прошлый месяц. Когда вошел Джо, они с Хальстоном «обменялись рукопожатиями», и когда Хальстон почувствовал, чтó именно Джо вложил ему в руку, он лишь сказал: «О, ты просто спас мне жизнь». Виктор повел меня в гараж – показать свои последние работы, и он, оказывается, [смеется] написал своих Мон Лиз в нарядах от Хальстона, это полная умора, так что я подбодрил его: так держать! Потом мы поехали в Метрополитен, на четырех лимузинах. Эта выставка для музея – самая крупная из всех, какие там когда-либо организовывали. Когда мимо прошла Диана, мы все ее расцеловали. Я поговорил с миссис Кайзер и получше познакомился с ней. Ей под шестьдесят, но выглядит она всего лет на сорок, и она мне сказала, что ищет, с кем бы переспать. Я ей ответил, что она попала не в тот город – здесь же кругом одни голубые, а она ответила, что это ей безразлично: «Они же прекрасно кувыркаются. И мне с ними не раз очень даже везло». Живет она около площади ООН. Оказалось, что она очень близкая подруга матери Бриджид – Хани Берлин. Она сказала, что когда приходила к ним домой, старик Дик Берлин был уже в таком маразме, что, войдя в комнату, бросился к зеркалу и попытался пожать руку самому себе, но она поняла, в чем дело, и скорей подошла к нему, чтобы ему было кому руку пожать. Я ушел сразу после ужина, миссис Кайзер подвезла меня до дома. Ах да, еще: когда все сидели за ужином, Бьянка сняла с себя трусики и передала их мне, а я, сделав вид, будто наслаждаюсь их ароматом, засунул их в свой нагрудный карман вместо платка. Та к они у меня и остались.

Вторник, 7 декабря 1976 года

Встретился с Бобом Колачелло [см. «Введение»] и Фрэн Лебовиц[51], и мы отправились под дождем в отель «Билтмор», на ланч, устроенный для зарубежных корреспондентов. Несколько недель назад, когда меня туда пригласили, я ответил организаторам, что приду, но буду там просто присутствовать, а вот Боб всем расскажет про наш журнал Interview, и они согласились. Правда, после выступления Боба все начали задавать вопросы, обращаясь непосредственно ко мне, а я не был готов к такому, поэтому отвечал только «да» или «нет». Позже я, однако, пожалел, что снова включил эту свою робость, тогда как надо было воспользоваться случаем и попрактиковаться: я ведь так хотел бы уметь лучше говорить на людях, даже выступить с небольшой речью. Надо будет поработать над этим.

Они задали Фрэн лишь один вопрос: почему ее колонка в Interview называется «Во все детали», и она ответила: потому же, почему Теннесси Уильямс в одном ток-шоу, когда его прямо спросили, не гомосексуалист ли он, сказал: «Давайте так сформулируем: я вхожу во все частности…» Ответ ее не вызвал никакого отклика, никто даже не засмеялся. Когда ехали в такси, она сказала, что пусть ей лучше вырежут аппендицит, чем она еще раз пойдет на подобное мероприятие.