Только после всех январских праздников у всех нас возникло подозрение что здесь что-то не так. Я созвонился с Серегой и Стасом. Они тоже были в шоке от того, что зима, по сути дела, отменяется или откладывается. Тогда мной было выдвинуто предложение съездить в Некрасово. Если ночевать в бытовке, то никакие ночные заморозки не страшны, а копать можно почти так же, как и в любое другое время. Серега, к моему удивлению отказался, но пообещал дать ключи от бытовки, если мы вдруг решим туда поехать. Стас, напротив, согласился и горячо поддержал эту идею. Правда, его решение туда поехать стало безоговорочным после того, как я рассказал о том, что Серега выдаст нам ключи. Конечно, никому не хотелось повторять подвиг с ночевкой в лесу в холодном ноябре, как это мы со Стасом провернули три с половиной года назад в Долине Славы. Стас все время держал в голове немецкие позиции за речкой Добреей и уж точно первым делом потребовал бы, чтобы мы пошли именно туда.
Мы поехали вдвоем на машине отчима Стаса. По практически пустой дороге в пятницу вечером 19-го добрались до Некрасово и расположились в бытовке, как хозяева. Уверен, что больше никого на этих дачных участках не было, мы ночевали тут одни. Поля были безжизненно серые, сухая трава колосилась на ветру. Все просматривалось очень хорошо, и мы предвкушали, как завтра будем копать на известных нам позициях, не мучаясь с высокой травой и густыми зарослями.
У костра мы сидели допоздна, пили крепкий чай и закусывали сладостями, которые Стас всегда брал с собой в лес. Стояла сухая погода, и, действительно, пейзаж вокруг никак не напоминал январский день. Решив встать назавтра как можно раньше, мы оттащили все вещи в бытовку, разложили спальники – каждый в своей комнатушке – и закрыли дверь в бытовку изнутри. В домике было тепло и уютно, так что мы тут же уснули.
Утром я проснулся по звонку будильника, вышел из темной комнаты и выглянул в окно. За тюлевыми занавесками бытовки ничего было не разобрать, только яркий белый свет бил в наше темное царство. Я открыл дверь и увидел, что на улице метет январская вьюга! Ветер, крупные снежинки с неба… А земля вся покрыта толстым слоем снега, мокрого и плотного.
Я закрыл дверь и стал будить Стаса. Показав ему картину за окном, я надел ботинки и решил выйти на улицу. Наши дрова, которыми мы запаслись ночью, безнадежно промокли под этим снегом. Идти в ближайший лес за сухостоем совершенно не хотелось. А как же завтрак и чай? Мы порылись в ящиках, которые висели в тамбуре, и нашли там канистру то ли керосина, то ли бензина.
Я дал канистру Стасу, а сам взял видеокамеру, чтобы запечатлеть все это безумие. Стас облил дрова бензином и стал бросать туда горящие спички. Костер все не загорался, спички падали на бревно и сразу гасли. Только с пятого раза костер полыхнул, и дрова постепенно стали просыхать. Когда бензин уже почти выгорел, чадя черной сажей, бревно наконец-то загорелось само. Не теряя времени, мы поставили на огонь разогреваться ту еду, что осталась с ужина, и одновременно подставили к костру старый закопченный алюминиевый чайник с водой.
Примерно через час мы со Стасом, все вымазанные сажей от горящего бензина, доедали остатки ужина и пили горячий чай. К этому времени мои ботинки промокли от талого снега, и я чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Мокрый снег падал на нас, и от этого вся одежда снаружи была уже мокрой. Ну, скажите, есть ли в этом какое-нибудь удовольствие?
Мы смеялись над своим положением и тут же плакали. Сдаваться было нельзя, и мы, закинув на плечи рюкзаки, пошли в сторону Добреи.
Пока мы дошли через поле к реке, Стас тоже пару раз зачерпнул мокрого снега через край своих резиновых сапог. Мне же, наоборот, в осенних высоких ботинках со шнуровкой было комфортно, хоть ноги и были мокрыми от пят и до колена. На берегу выяснилось, что Добрея сильно разлилась и уровень воды в ней вырос очень нехило. Перепрыгнуть с одного берега на другой, как мы это зачастую делали летом, было невозможно. Тогда мы стали искать переход в виде поваленного бревна. К счастью, тут таких переходов было немало, надо было только дойти по сильно заросшему кустами берегу извилистой речки до нужного места.
Когда место перехода было определено, то мы срубили толстые и длинные шесты, чтобы ими опираться при переходе. Кстати, если летом воды в Добрее по колено, то в январе река превратилась в непреодолимую преграду. Когда мы измерили глубину реки в месте перехода, то оказалось, что под нами более двух метров быстро текущей мутной воды. Стас остановился перед бревном в нерешительности. Тогда я решил идти первым. Бревно было скользким, и мне приходилось очень постараться, чтобы нога не соскользнула вниз, при этом я одной рукой опирался при помощи шеста на дно реки, а другой хватался за ветки на бревне. Шаг за шагом, я перешел по бревну на другой берег, скинул свой рюкзак, вытащил оттуда металлоискатель и лопату, оставил на земле и вернулся обратно по бревну к Стасу. Там я взял его прибор и лопату и с ними так же осторожно перешел на другую сторону. Стас все смотрел на мои перемещения с недоверием. Я еще раз перешел к нему и вручил свой шест.