Дневники Берии подтверждают: Виктор Суворов прав! - [13]
Как бы то ни было, очевидно, что Берия на месте расстрелов поляков не был, расстрелами лично не руководил, и лакуны в дневнике от этого появиться не могли. А вот цензоры, и отнюдь не «прохрущевские», здесь вполне могли постараться (да тот же «Павел Лаврентьевич»!). И что оттуда вымарали? Уж не записи ли о расстреле поляков?
Это, кстати, объясняет и разговоры «Павла Лаврентьевича» о «вымарывании дневников хрущевцами»: хочешь отмазать себя или своих сторонников — превентивно обвини в том же самом оппонентов! Что лучший способ защиты — нападение, не нами и не вчера придумано.
Вообще, в дневнике Берия то тут, то там снова и снова прослеживается, мягко говоря, неприязнь к полякам как к нации, вплоть до обзывания их «бешеными собаками, которых не переубедишь» (2. С. 111–112). В том числе и о Катыни он уже весной 1944 г. говорит: «…Правильно их немцы шлепнули. Нам спокойнее будет, когда в Польшу войдем. Меньше дерьма» (2. С. 154).
Стоп! Вот тут оппоненты вполне могут мне сказать: значит, из дневников Берия все-таки выходит, что поляков «немцы шлепнули»! В самом деле, тут противоречие. Но об этом мы еще поговорим.
А вот, например, такая характеристика поляков: «…Ведут себя по-хамски. Это понятно, по-другому они не могут» (2. С. 31).
Далее, постоянно (1. С. 158, 313 и т. д.) утверждается, что поляки не воевали за Польшу, хотя в сентябре 1939 г. вся мировая пресса, включая немецкую, писала о героическом сопротивлении поляков. Только советские лидеры говорили и писали, что Польша («уродливое детище Версальского договора», по публичной характеристике Молотова) сдалась без сопротивления…
Стоит ли удивляться, что в 1941 г. польская армия Андерса предпочла уйти в Иран к англичанам, чем Кремлев искренне возмущается (1. С. 203), как и сам Берия возмущается тем, что «хрен (у Л. П. гораздо грубее. — Д. В.) они будут воевать за русских» (1. С. 313). А равно возмущается Кремлев и тем, что «хотя благодаря Сталину поляки (но не те, что ориентировались на Лондон и Вашингтон, а те, что ориентировались на Москву) получили-таки огромные территориальные приращения за счет Германии. Но вместо того, чтобы поставить Сталину памятник из чистого золота, поляки предпочли облить его… грязью» (1. С. 99).
Позвольте, но те поляки, что не ориентировались на Москву (т. е. громадное большинство), — что они от Сталина получили? 1939 год, Катынь, полвека оккупации — сначала советско-нацистской, потом чисто нацистской, потом, наконец, чисто советской? И за это — памятник из чистого золота? М-да…
Возмущается Кремлев и многочисленными якобы случаями самоуправства поляков в Средней Азии: например, по его словам, в Кермине (Узбекистан) начальник штаба польской дивизии потребовал от председателя райисполкома немедленного ремонта мостов, дорог, пригрозив в случае невыполнения «ответственностью по законам военного времени», а командир дивизии «самочинно занял под госпиталь здание действующей школы» (2. С. 32–33). Не смахивает ли такое повествование о «польских бесчинствах» на советской территории (это вчерашних-то зэков, только что вышедших из ГУЛАГа!) на недавние (зима 2010/11 г.) обвинения в адрес российского гражданина в избиении аж 15 белорусских милиционеров во время протестов белорусской оппозиции на президентских выборах?
О «подлых провокациях Финляндии и Прибалтики»
Выше говорилось о снисходительности Берия (по крайней мере, еще весной и летом 1940 г.) к нарушениям немецкими летчиками советского воздушного пространства. Однако такая снисходительность проявляется только в отношении немцев, которых как раз если не в тот момент, то в перспективе были основания опасаться. А вот поляки… Но о них уже сказано, поговорим о других. Хотя бы о финнах…
Как известно, 12 октября 1939 г. Сталин предложил Финляндии обменять Карельский перешеек (вместе, понятно, с мошной линией Маннергейма, что делало страну практически беззащитной) на карельские болота. Ну, понятно, Кремлев выражает опасения, что крошечная Финляндия (население которой в тот момент было меньше населения одного Ленинграда) может обстрелять с границы нашу «вторую столицу» своей дальнобойной артиллерией. Финляндия отказалась, тем самым, по мнению С. Кремлева, «сделав для СССР военный путь разрешения конфликта практически неизбежным» (1. С. 144).
Вот так! Не хотите «меняться» — силой отберем! На всякий случай, правда, Кремлев «отмазывает» своего кумира и таким образом СССР вообще от провокации в Майниле (когда произошел обстрел советской погранзаставы, в котором тут же, через час с небольшим, безо всякого разбирательства обвинили финнов): мол, обстрел произошел 25 ноября 1939 г. в 15.45, а Берия с 20.50 до 24.00 24-го и с 17.35 до 20.00 25 ноября сидел у Сталина, а поскольку, мол, вряд ли Берия мог передоверить столь деликатную операцию кому-то другому, то из этого и следует, что обстреляли действительно финны.
Добавляется при этом (голословно, разумеется), что «они (финны. — Д. В.) вели себя осенью 1939 г. крайне безрассудно и нагло. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться с записями и фактологией московских переговоров Сталина с Паасикиви и Таннером в октябре — ноябре 1939 года» (1. С. 148).
