Дневники, 1973-1983 - [299]
Суббота, 20 марта 1982
Сегодня утром вернулся из Вашингтона. Вчера вечером – служил Преждеосвященную Литургию в Св.-Николаевском соборе и читал лекцию. Много молодежи, "утешительная" служба… Потом – далеко за полночь – вечер у Григорьевых. Днем успел забежать на час в National Gallery[1532], посмотреть на Рембрандтов… В Вашингтоне уже совсем весна и как бы праздник в воздухе.
Всюду – и у епископалов, и в нашем соборе – подписываю, "автографи-рую" свои книги. И это каждый раз радость: кто-то прочел, полюбил книгу, она "принесла пользу". И, пожалуй, во мне эта радость почти совсем без тщеславия, пишу "почти", потому что, наверное, оно где-нибудь и есть. Но первый порыв этой радости – чистый.
Первый день весны…
Понедельник, 22 марта 1982
Устал от телефонов, от суеты, от одиночества. "Покоя сердце просит". Но, может быть, и усталость эта – греховная, от лени, пустоты, постоянной капитуляции страстишкам.
Вчера Том передал мне переплетенный перевод на румынский язык моего "Водою и Духом". Удивительно!
Телефон – длинный – от о.Д.Г[убяка]. "Postmortem"[1533] синода.
Уютный ужин вчера у Анюши.
Телефон из Москвы: Л. перед отъездом на три дня в Петербург.
Вынос Креста, чудные, полные смысла службы.
И, last but not least, весна…
Среда, 24 марта 1982
Только что звонок от Л. из Москвы, после трехдневной поездки в Петербург. Полный восторг!
Ужин вчера у Н. До этого разговор с A.Z., еще раньше исповедь и разговор с Н.Н. У всех "трудности", все в какой-то депрессии или delusion[1534]. Как все-таки трудно живется людям в "мире сем". Сколько кругом одиночества, уныния, безрадостности.
Четверг, 25 марта 1982. Благовещение
Жду возвращения Л. со все большим нетерпением. В тягость мне не одиночество, а ее отсутствие, и тут огромная разница. Одиночество, то есть выключение из суматохи, человеческих "контактов", я очень люблю, и мне его не хватает. Сегодня, идя со службы из solarium[1535], в котором мы служим, пока строится церковь, – в мой кабинет, я был остановлен шесть-семь раз, и это на протяжении пятнадцати шагов. А вот отсутствие Л. – это "изъян", это ненормальность, ущерб жизни.
Вчера вечером Лариса Волохонская со своим новым мужем – очень симпатичным и красивым. Поэт. Говорили о Бродском, Набокове, Одене – обо всем том, о чем в семинарии никогда не говорят. Как все сильнее я чувствую, что богословие без культуры – фактически невозможно и даже при формальной "правильности" звучит иначе, не так, как нужно…
Воскресенье, 28 марта 1982
С Аней и [ее сыном] Джонни убрали и пропылесосили дом к возвращению Л. Яркий, холодный день.
Ваня Ткачук прислал мне "кассеты" с голосами Толстого, Блока, Пастернака и т.д. У Толстого – высокий тенор! (Я это знал, но все равно удивляет…) Блок читает свой "Синий плащ". Хотя и неважно слышно, но, слушая, понял Вейдле, который говорил, что никто не читал свои стихи так, как читал свои Блок. Пастернак: "В больнице", но ужасный "советский" акцент, или, может быть, советский только для нас.
Грех – только – в отрыве от Бога, в измене Христу. Эту измену Иоанн Богослов называет "похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской"[1536]. И, Боже мой, до чего это точно и исчерпывающе… "Светлое око" – око без похоти. Вообще вся тема зрения в христианстве.
Понедельник, 29 марта 1982
Волнуемся о Л. и Маше, которые никак не могут улететь из Парижа: не то забастовка, не то mechanical troubles[1537]. Страшно подумать, как они устали сидеть на [аэродроме] Charles de Gaulle…
Пятница, 2 апреля 1982
"Малодушие и буря"… Увы, я не могу иначе назвать состояние моей души, когда я думаю о нашей Церкви, о "делах", но также и о семинарии. Христа убила и Христа убивает религия . Религия же – это тот "орган" в нас, который, как это ни странно, одновременно бесконечно усиливает и скрывает от нас наши самые глубокие страсти и грехи: гордыню, фарисейство, самодовольство, самолюбование и т.д. Религия есть постоянное наше самооправдание перед Богом, замазывание для самих себя наших грехов и искушений.
Том рассказал мне, что произошло с Williams, протестантом, который принял Православие и был дьяконом в Тулсе (Оклахома), где я его и встретил года два-три тому назад. Оказывается, с тех пор он бросил свою жену и детей и живет в каком-то карловацком "скиту" и пишет в их журнальчиках рецензии на, скажем, Каллиста Уэра с обвинениями его в недостаточном "православии". И я спрашиваю себя: почему, как это могло случиться? Почему чем больше он соприкасался с Православием, тем сильнее его тянуло к этому темному, страшному "фанатизму", к обличениям и проклятиям? И если бы он был один… Реакция на "минимализм" Церкви, приходов и т.д.? Да, наверное, так. Но все-таки кто же мешает им да и каждому из нас внутри этой "минималистической" Церкви жить светом и радостью веры во Христа? В том-то и все дело, что в какой-то момент они начинают ненавидеть именно свет и радость этой веры, и это-то и страшно…
Ну, хорошо, мы живем в страшном мире. Но ведь не страшнее же он, чем тогда, когда распинал он Христа? Что можно прибавить к этому ужасу, к этой "страшности"? И не для того ли отдал Христос Себя на распятие, чтобы могли мы ходить в обновленной жизни? Жизни, а не религии – от страха, законничества, власти которой "свободи нас Спасова смерть". Что делали они в промежутках между "исполнениями" Церкви – за трапезой Христовой, в Его Царстве?
Протопресвитер Александр Шмеман родился 13 сентября 1921 г. в Ревеле (ныне Таллинн, Эстония), в 1945 г. окончил Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, преподавал там церковную историю. В 1946 г. рукоположен во священника. В 1951 г. переехал с семьей в Нью-Йорк для преподавания в Свято-Владимирской семинарии, с 1952 г. — ректор Свято-Владимирской семинарии. Скончался 13 декабря 1983 г. Автор известных российскому читателю книг «За жизнь мира», «Исторический путь Православия», «Водою и Духом», «Великий пост», «Евхаристия.
Имя и труды выдающегося богослова Александра Шмемана известно всему православному миру. В его произведениях, при всем разнообразии их тематики — от узкобогословской до общедоступной и популярной, неизменно присутствует личность автора, христианского священника и европейского интеллектуала, церковного консерватора и православного полемиста, не страшившегося искать ответы на трудные вопросы, задаваемые жизнью.«Книга эта — ряд размышлений об Евхаристии. Размышления эти, однако, не от „научной проблематики“, а от — пускай и малого, и ограниченного — опыта.
«Эта книга — не история Православной Церкви, еще менее — научное исследование… Читатель найдет здесь как бы комментарий к такой истории с ссылками на главные события, попытку в прошлом различить главное от второстепенного, отметить — хотя бы в основном — вехи длинного исторического пути Православной Церкви. Раздумье над прошлым, оценка его по совести, безбоязненное приятие исторической правды сейчас особенно необходимы всем тем, для кого Церковь стоит в центре всех стремлений, всех надежд. В основе книги лежит курс по истории Восточной Церкви, который я читал с 1945 по 1951 гг.
Доклад, прочитанный на съезде РСХД в Бьевре 14 мая 1967 г.
Доклад был прочитан на VIII Генеральной ассамблее СИНДЕСМОСа 20 июля 1971 г. в Греческом колледже в Бруклине, Массачусетс. Впервые опубликован в St. Vladimir's Theological Quarterly. Vol. 16, N 1, 1972. Включен в качестве приложения 1 в 4-е американское издание книги о. Александра Шмемана «За жизнь мира» (Crestwood, N.Y, 1988).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.