Дневники 1926-1927 - [232]
Я понимаю Декартово «мыслю, значит, я существую» немного иначе: согласитесь, мыслить можно совершенно бесплодно, и потому лучше сказать: я рождаю новые мысли, значит, я существую, а еще бы лучше сказать для смешения всех планов: я рождаю, значит, живу.
Вот иду я в лесу, вижу пень, возле пня по ветке ползет червяк и остановился положить на листе березы свои яички — лист березы — это дом его. Я тоже остановился возле, сажусь на пень записать свою мысль, рожденную при разгадывании дома-листа, мысль эта: «рождаю, значит, живу». И вот этот пень, где я присел, чтобы записать свою мысль, рожденную при разглядывании дома-листа, мысль эта: «я рождаю, значит, живу», и вот этот пень, где я присел, чтобы записать новорожденную мысль, такой же дом, как и тот березовый лист для яичек, и не все ли равно так рождать, как червяк, или как я рождаю новое своей головой? было бы только рождение: я рождаю, значит, живу и, если живу, значит, я существую.
Я на то обращаю внимание, что для всякого рождения необходимо задержаться в движении, лист или пень, или ясли все равно это наш дом, и о яслях не глупо сказано, что в этих яслях, предназначенных для коров, родился Христос. Я человека выделяю из мира животных, прежде всего, только потому, что с ними он не может спариться для рождения и, значит, не может родиться собака с человечьей головой или человек с головой собаки. Но человек зато может, разглядывая животное и растение с родственным вниманием, вспомнить и узнать свое прошлое в них: вот все преимущество на земле человека, он может, спариваясь с другим человеком, представить себе, как будто для рождения нового существа он спаривается со всем миром природы и, значит, посредством сложения весь огромный мир да плюс я порождает небывалое…
Но знаете, иные понимают прошлое как золотой век человечества, примешивая к этому желание свое возвратиться назад туда, — это безумие, из этого ничего не может родиться, как все равно от спаривания обезьяны и человека. Золотой век не чувствовал возврата. Это пир творческой любви человека за большим столом, к которому приглашаются все наши родные, все букашки и таракашки, и счастливый хозяин?
Милый друг, присмотритесь к неудачам в борьбе за жизнь, как они, наслаиваясь, выдаются всеми за что-то постороннее, мешающее воплотить хорошую…
Милый друг, прислушайтесь к стону людей на земле, к их проклятиям жизни, не верьте всем им, даже самоубийцам хочется жить: этот стон и проклятия — все неудача людей не пробившихся. Я выбираю из них самое маленькое существо, спрашиваю: в чем было очарование вашей первой любви? И существо отвечает: сеном пахло, и птицы пели.
Я могу зимой ходить и бегать на охоте в лесу весь день, от звезды до звезды, и на другой день чувствую себя обновленным, как бывает, в бане помоешься. Но случилось мне раз по жадности к работе перед охотой сделать обычную свою умственную работу часа на два, и я с охоты домой еле ноги принес. Вот что значит умственный труд. Теперь это уж поняли, но сколько горя было нам всем, когда дикая орда физических работников набросилась на нас как на бездельников! Доходило до того, что и Христа обвиняли: ходил, не работал! Непростимый грех совершил тот, кто соблазнял малых…
29 Декабря. Одна капля способна переполнить сосуд, и в семейной жизни обыкновенно совершенный пустяк вдруг вскрывает рану и люди, 20 лет прожившие вместе, начинают друг друга тузить.
Ночью давил кошмар, и жизнь представилась как боль и самообман. Показалось немного и правда, напр., я люблю хвалиться, что не нуждаюсь в славе и насмехаюсь над славой Горького. Между тем на самом деле я бы не отказался, если бы слава сама пришла ко мне, и основание мой похвальбы состоит только в том, что я не делал и не сделаю никаких усилий для достижения славы. Вот чем задумал хвалиться, да кто же из крупных людей гонится за славой: к ним слава сама приходит. И к Горькому тоже, конечно, слава сама пришла, и, значит, осязая через славу как бы разделение с ним, я просто завидую.
Добро можно делать только так, чтобы, действительно, левая рука не знала о правой, иначе оно является только ссудой под вексель и с большими процентами. Но если не можешь делать добро, не думая, то думай так, что по всей вероятности за твое добро заплатят злом.
Религиозное происхождение научных знаний. Знание — это сила, взятая наукой из религии и обращаемая человеком себе на пользу. Религия без знаний — слабая, в ней нет силы.
31 Декабря. Иной пишет о том, чего не было, так хорошо, будто оно было в действительности, другой так представит действительность, что кажется так не бывает, я же стараюсь так сделать, чтобы сохранить всю действительность (жизнь) и даже указать: «вот она!» и рядом: «а вот что в ней сошлось с моей личной действительностью, как родное». И так я пишу о том, что было со мной самим в действительном мире, и только иногда прибавляю, но все-таки, чтобы оно не выходило за пределы возможного. Так у меня получаются тоже поэтические произведения, словом, я верю, что поэт рождается в действительной жизни, и если он вправду поэт, то все родственное ему в этом мире должно расположиться поэтически.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник «Зеленый шум» известного русского советского писателя M.M. Пришвина (1873–1954) вошли его наиболее значительные произведения, рассказывающие о встречах с интересными людьми, о красоте русской природы и животном мире нашей страны.
В сборник «Зеленый шум» известного русского советского писателя M.M. Пришвина (1873–1954) вошли его наиболее значительные произведения, рассказывающие о встречах с интересными людьми, о красоте русской природы и животном мире нашей страны.
В сборник «Зеленый шум» известного русского советского писателя M.M. Пришвина (1873–1954) вошли его наиболее значительные произведения, рассказывающие о встречах с интересными людьми, о красоте русской природы и животном мире нашей страны.
В сборник «Зеленый шум» известного русского советского писателя M.M. Пришвина (1873–1954) вошли его наиболее значительные произведения, рассказывающие о встречах с интересными людьми, о красоте русской природы и животном мире нашей страны.
Еще при Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря — Белое и Балтийское. Среди дремучих лесов Карелии царь приказал прорубить просеку и протащить волоком посуху суда. В народе так и осталось с тех пор название — Осударева дорога. Михаил Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего путешествия по Северу. Но вот наступило новое время. Пришли новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь… В книгу также включено одно из самых поэтичных произведений Михаила Пришвина, его «лебединая песня» — повесть-сказка «Корабельная чаща».
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.