Дневники 1926-1927 - [212]

Разобрав все это по существу, я заметил Павловну, несущую собакам таз, подстерег ее, выхватил таз и, прыгая с тазом, пустился к собакам. Она хохотать, и вся ссора кончилась.

Слушал по радио выступление от женотдела возмутительно шаблонное, и запас пролетарского бунта мне казался исчезающе ничтожным в сравнении с тем, что откроется, когда распропагандируют женскую массу.

10 Октября. Предполагаю сегодня ехать в Москву для переговоров с Полонским о работе в «Нов. мире».

Купить книги: 1) Станиславский «Жизнь в искусстве». 2) Белый «Москва». 3) Мемуары Витте. 4) Марсель Пруст.

Одежда. Сапоги. Непромокаемый плащ. Куртка. Из пищи: чай, кофе.

Признать необходимость (хотя бы на срок земной жизни человека) зла («необходимое зло») — это значит….

…сопротивление материалов есть зло, если цель, напр., просверлить скалу, но это же есть и добро, если скала поддерживает мост…

…зло — это сила сопротивления человеку, преобразующему жизнь себе на пользу. Преодоление зла совершается борьбой с ним (война и труд).

Основная трудность в борьбе со злом состоит в верности определения зла. И, вероятно, ошибка в распознании зла и создает войну. Напр., куропатка — добро, ястреб — зло. Но если объявить войну ястребам и их уничтожить, то куропатка вырождается и делается никуда не годной. Если осушить иное болото — перестанет река. Уничтожить тюрьму — разбойники и воры будут мешать работе.

…Надо ясно видеть добро, чтобы различать зло…

Что такое Кащей?

…возвращаюсь к ястребу: если не будет его, куропатки выродятся, если не будет Кащея, человека не будет, если тень исчезнет — перестанет картина, значит, тогда добро становится как зло, и зло (появление ястреба) как добро.

Отсюда вывод, что если Кащей есть имя необходимому для творчества жизни «злу», то… что то? то, что он служит, как и Берендей, творчеству жизни.

Из всего этого выходит, что так же, как я нашел в образе Берендея силу творческого добра, так же надо найти для Кащея в крестьянской жизни образ творческого зла.

Берендей выходит из Григория («плотского греха не имею»): открывает тайну Золотой луговины; Кащей из Чурки (вечно с бабами).

Вот как вчера Е. П. начала защищать серную кислоту против соперницы и, когда ей сказали о Боге, она ответила: «А это тоже Бог… чтобы не дал согнуться перед негодницей. Вот еще! она скажет мужу, что гулять пошла, а сама на свидание к моему мужу. Я-то за ним хожу, я для него тружусь, а она даром берет и своего мужа обманывает. Нет, Бог, конечно, Бог есть хороший, тихий, кроткий, но и это тоже Бог: силу посылает извести негодницу».

В чурке есть другой бог, чем Берендей, но далеко до Кащея: тот — смерть.

День прошел до крайности переменчиво: и не знаю, сколько раз принимался дождь и сколько раз проглядывало солнце. Кончился день чистым полнолунием. У меня тоже все переменилось, в Москву не поехал, все закупил в Сергиеве. Начал работу по разгрузке Павловны. Был у Григорьева (неудачно: жене его делали операцию, вынимали щепку из пальца).

«Хорошим» человеком с улыбочкой называют, как я понимаю, подлинного, натуристого человека, силою обстоятельств оторванного от своих корней, пересаженного в иную среду, где он мало-помалу приживается и делается нужным. Когда с улыбкой говорят «хороший человек» — это значит хотят сказать: нужный человек. Виктор Ив. Филипьев. Энциклопедия. Волково кладбище. На животе у Павленкова. (Все это подает мысль Алпатову вернуться к своим корням).

Есть неизбывный запас разрушительной злобы в положении рабочего класса, и если бы эта злоба иссякла, то непочатый запас ее лежит беспредельным пластом в положении женщины. Конца нет… Но всего в нескольких десятках верст от Парижа (Петербурга) бежит безмолвный поток жизни, где люди наивно отдают свою любовь, свою молодость, может быть, иногда и призвание труду на поддержание своего существования. Они или вовсе не говорят, или говорят не то, что думают. Они вечно ссорятся и даже дерутся, иногда убивая друг друга из-за такого пустяка, что судьи отказываются судить, отрицая всякое намерение и называя все не убийством, а «так пришлось» (пришел молод, челов. с ножом в затылке и попросил вынуть: «пришлось сделать трепанацию черепа»).

Их счастье для нас очень смешно: они за счастье считают хорошо поесть в праздник и здорово выпить, выгодно продать капусту, собрать родных в годовой праздник. Но самое удовольствие в их представлении, что какой-нибудь доставшийся им клочок земли или домик — как вечность, их клочок земли как вся земля, их домик как весь дом человека на земле, и обстановка в нем как вся культура. Этот злободневный обман счастливо закрывает им глаза на смерть, на любовь, на призвание. И вот почему они или молчат, или говорят не о том, чтобы приходилось к величию этого молчаливого потока жизни… они молчат, а капуста растет… коровы… овцы… домашняя утварь… все это скрывает в себе и пот, и слезы, процветая. И так семя человека процветает без идей: процветает… Люди мало-помалу попадают сами в этот круг природы и начинают родиться от каменщика — каменщик, от башмачника — башмачник, все равно как от капусты — капуста. И вот, наконец, из всего этого является радостный всеобъемлющий дух (Берендея) (Берендей при встрече с цивилизацией, Григорий в «Кулинаре»).