Дневники 1918-1919 - [38]

Семен тужил и думал: «опьюсь» и пошел на свадьбу. Нет вина — Во-на! сидит жених... Все зовут— кати бочки.

О чем я писал?

О жизни прекрасной, которую видишь через решетку тюрьмы и какой встречаешь ее в первые дни освобождения.

Читаю битву Гоголя с Белинским[93]. Семашко-Разумник целиком из Белинского, и все это к распятию, страданию путь[94].

Конец империи Николая II был в расщеплении всей бюрократии на множество враждующих групп, в размножении вследствие этого слов и пустых проектов.

26 Мая. Поле ржи после дождя — вся надежда! Иллюзий больше нет никаких. На волоске... хозяйство! Все умершие за последнее время нам представляются наивными, как вот эти грачи, которые сушат крылья на валу после дождя. Сосед мой сожалеет, что не умер вместе с ними.

— Хотите быть грачом?

— Пусть — это лучше человека.

— Нет!

Я хочу пережить, чтобы видеть, как из ничего будет опять создаваться то, что до сих пор мы называли человек, что теперь кажется иллюзией. (Обман.)

Мы возвращаемся с поля, и вот школа, выстроенная на нашей земле, наводит нас на недавнее пережитое: как можно было строить еще тогда? откуда бралась иллюзия, надежда, вера?

Вот последнее строение нашего батюшки — церковь, недостроенная, покрыта крышей, как сарай. Вот наше последнее строение — курник, одни стены, без крыши. Прошлый год строил осенью, и теперь очень удивительно вспоминать, что тогда еще можно было думать о курах. Весь смысл труда утерян...

Внезапно возникают мысли: «Наполеон погиб в России от мороза: он хотел спасти человечество и погиб от мороза. Ленин погибнет от голода, спаситель человечества, в этой же России».

Кто может заставить нас теперь строить школу?

И то же самое:

Кто может заставить нашего мужика, среднего трудового крестьянина, отдать свой хлеб последний в руки людей, которым он не доверяет, примеры ужасной расточительности которых прошли у него перед глазами?

Мы знаем хорошо, что если обратиться к совести этих людей, растолковать им ужасное положение наше, — они отдадут запасы: у них есть чувство родины, России, для России они отдадут.

Это народу скажет тот, кто близко, как мы здесь, вплотную стоит к крестьянской массе.

Но как отдать «человечеству», которое крестьянин совершенно не знает: он не читал Спенсера. И отдать через комитетские руки!

Во имя спасения всего человечества погубить совершенно всю свою родину, огромную страну — это непонятно стихийному человеку, и он прячет хлеб, а спасители человечества обзывают его своим злейшим врагом.

Я знаю как ощущение то, что Ленин постигает только разумом, учетом политика: это чувство пропасти между мной, интеллигентом, и этим мельчайшим хозяйчиком.

Но есть у меня общее с ним — чувство тела, мира, природы, земли, — это совершенно недоступно Ленину. И в деревне, в природе, я думаю, даже среди низшего мира животных есть такие существа, которые переступают через это чувство, и они называются преступники.

Переступил через чувство общности тела, природы, земли и убил — преступник, Каин[95].

Мы пересчитываем по пальцам всех наших примитивных людей, которые пойдут за Лениным и станут делать доносы на укрывающих запасы.

Захар Капитонов — разбойник, на войне отстрелил себе палец.

Павел Булан — мастеровой человек, не настоящий крестьянин, в 25 лет совершенно лысый, из второго приписка: или третьего> поколения пьяниц.

Николай Кузнецов — ему лишь было бы выгодно, чуть учует — повернет нос по ветру.

Во всей деревне мы насчитываем человек восемь, и все с уголовным прошлым, все преступники, все они бойкие люди...

27 Мая. Все движется не сочувствием и любовью к бедному человеку («пролетарию»), а ненавистью к богатому («буржуа»). Если бы они могли проверять свою ненависть любовью, то никогда бы не затащили в грязь друзей своих.

28 Мая. «Все население поправело: налетов мало, тише». Я подумал: поправело в смысле политическом, а он продолжает: «Сильно поправело: прислушиваются к разным погодам. И существующая власть поправела: прислушивается к населению».

«Поправело» от «права».

Деревня как наседка, а идеи социализма как яйца от неизвестных птиц, с прошлого года села наша деревня-наседка на яйца и думает, что цыплят выведет. Вот время приходит, наклюнулись, смотрит наседка: не цыплята, не гусята, не утята, а неизвестно что — кукушкины дети.

Хорошо, бывало, приговаривал мой старичок:

— Эх, мы грешные, грешные, языки-то мягкие.

Чужие идеи в деревню, как под наседку чужие яйца, подложили и стали дожидаться, что наседка выведет.

Сидит наседка, думает, цыплят выведет. И вот пришло время, наклюнулись...

Подали телефонограмму в деревенский Совет, чтобы ехали депутаты с харчами на три дня: за харчи, сказано, заплатится.

Раньше по всяким пустякам была агитация, язык день и ночь работал и обделывал мужицкую голову, теперь ничего неизвестно, сказано — съехаться с харчами на три дня и больше ничего.

1 Июня. Кукушица, рано кукуя нежным своим и глубоким голосом, пролетела над крышей моего дома, и голос этот остался, протянулся, запел. Пришла ко мне моя Грезица и спрашивает, как было в Смольном[96].

М. М., рассказывая, приговаривает: «Не рубил тебя немец на колбасу!»