Дневник, Записки сумасшедшего - [27]

12 октября

Честное слово, я не виноват… Разве ж я знал, что вы уезжаете… И потом – неужели все, о чем я говорю, нужно принимать всерьез… Мало ли что я скажу, – так ведь надо уметь отличить… Одним словом, я совсем не виноват… я никак не мог ожидать, что опоздаю… Вернее, я опоздал нарочно, но ведь я совсем не хотел опаздывать… Да и зачем мне опаздывать, даже если бы я этого и хотел… Это же не оттого, что я сошел с ума… я совсем и не сошел с ума… у меня, наоборот, самая нежная к вам привязанность, ко всем трем… Может, я потому и не явился на "последнюю семейную встречу", что очень нежно к вам привязан… Вы, наверное, думали, что я снова "Жаворонок" вам буду играть или хвастаться… пить водку крохотными глоточками… Вы даже специально купили мне… А потом у поезда ждали… И уже когда поезд тронулся, все ждали: ведь он сейчас прибежит… как же он может не прибежать… А я, может, в это время проститься с вами хотел… Лежал и "хотел"… Посмеивался… Я теперь всегда смеюсь, чтобы от страха не стучали зубы… Чтоб было незаметно, что они стучат… Я, может, в это время и "Жаворонок" хотел вам играть… Мне ведь совершенно все равно, куда идти и что играть… А я на самом деле только к двери подходил… и говорил "Как вы смеете…" Младшего называть сумасшедшим, а потом еще "хотеть" чего-то… Вы хоть и не называли меня сумасшедшим, а я все-таки видел, что вы меня называли… Я даже к двери подходил и говорил "Как вы смеете"… Это не оттого, что мне хотелось отомстить… Вы же ничего не говорили как же я могу отомстить!.. Вы просто думали, что я хвастаться буду… "Жаворонок" умеет играть… как же он не прибежит… он обязательно прибежит… Вы совсем этого не думали… Ведь нельзя же в последний раз… Самый последний раз… Нужно быть сумасшедшим… Я даже не помню… я как будто бежал за вагонами… немножко бежал… У меня, если хотите знать, слезы были… Вот видите – даже слезы…

16 октября

Как ни расписывал Кирилл Кузнецов мой режиссерский и актерский талант, постановка "Нормы" при газовом ночном освещении кончилась блестящим провалом. Хор друидов, состоявший из членов 307-й комнаты, оказался не на высоте. И, не дождавшись кульминации спектакля, взялся за вольнодумство. Особенно неистовствовал Якунин. "Так что же, я, по-вашему, молчать должен? Нет уж, извините, господа, когда по радио да в газетах про рабочих всякие небылицы пишут, а здесь рабочего человека за скотину считают! Я бы этому Маркову сегодня в морду плюнул, если бы хоть немного выпил! Какое он имеет право издеваться над грязно-рабочим! Что же это я, выходит, работаю, как скотина, чтобы себя прокормить, а у меня половину отбирают на заем! "Отдадим свои излишки в долг государству!" А?" Мишенька шел еще дальше: "Мы не живем! Мы существуем! Мы, как бараны, трудимся для хлеба и для водки, а пошлют нас, как стадо баранов, воевать в Сирию или в Венгрию, так мы и пойдем, будем резать и кричать "ура", пока нас не зарежут!" Михаил Миронов, всегда исполнительный, восставал теперь против армейского насилия над чувством человеческого достоинства. Шопотом выражал неудовольствие Сергей Грязнов: как это можно – работать в бетонном цехе целый месяц – и в результате не только не получить ни копейки, но даже остаться должником государства! (Факт, действительно имевший место). Кирилл Кузнецов с братиею восстанавливали в памяти лица расстрелянных родственников и оглашали кухонные стены великолепным "Долой!" Виктор Глотов скрипел зубами. Он уже устал от прожектов "всеобщего благородного хулиганства". А Ладутенко договаривался до абсурда: "Да вы знаете, что будет, если война начнется? Да русский Иван с голоду будет подыхать! В ту войну еще как-то держались на американской тушенке, а то бы и тогда половина передохла! Вот попомните мои слова – полная измена будет! Вы думаете, что у нас это высшее командование мирно настроено! Да у них руки-то чешутся, может, больше, чем у американцев! Пусть будет война! А то вот для чего мы живем? Ничего у нас впереди нет и ждать нечего… Пить, разве, только!.." "Болото… болото…" "Гасспада! Свет не включать!" Пришествие коменданта несколько облагонамеривает романтиков и реалистов. – Как это так – разойдись?! – Пришибеевщина!.. – О-о-о! Комендант! Нам как раз нужен "хор друидок"! Это – несгибаемые декаденты. Они весело изливают мрачное недовольство. Если бы ставилась пьеса Волковича, они с таким же успехом предложили бы коменданту занять вакантную должность ангела-хранителя. – Ерофеев, уйдите из кухни! И все остальные – расходитесь по этажам! – Поми-и-илуйте! Вы же затыкаете рты! – Свобода мне-ений! Свобода сборищ! – На фона-а-арь… Пролетариат негодует. Как будто кто-то виноват, что они голодны и "выражают мнения". Меньше пить! – здравая логика. И держать язык за зубами. – Вы знаете, что за это бывает, за ваши длинные языки? Конечно же, они знают – и, тем не менее, завтра они снова будут здесь. Ох, уж эти пролетарии! Раньше хоть смотрели волками, но ведь не нарушали порядка в Новопресненском общежитии. А теперь добрая четверть схватилась вдруг за "достижения человеческого разума", вооружилась бумагой и фиолетовыми чернилами… Этак скоро они потребуют и людского существования…