Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [4]

19 апреля. Лес немного редел, на полянах вековые красавцы свободно расправили свои ветви. Снегу больше. На проталинах плавали стаи диких уток; лебеди и дикие гуси более пугливы — они поднимались и улетали при проходе поезда.

20 апреля. Мы шли с опозданием. По расписанию идут только до Челябинска, а оттуда уже движение поездов подчиняется военному начальству.

Экспресс должен был остановиться в Иркутске, выпустить там пассажиров, но заведующий поездом обещал доставить нас без пересадки до Байкала.

Последний вечер проводили мы в прекрасном международном поезде, жаль было с ним расставаться. Нам говорили, что в Забайкалье и Маньчжурии придется, может быть, ехать в вагонах 3 класса. После роскошных купе с уборными не могло быть привлекательным сидеть и в особенности лежать на голых досках.

Мы собрали между собою и передали заведующему поездом семьдесят пять рублей и повару, отлично кормившему нас, двадцать пять рублей.

21 апреля. В два часа ночи пришли в Иркутск; осмотреть город не пришлось, так как мы уходили в девять часов утра; видно было только за рекой красивый город с крупными постройками, несколько церквей и между ними большой пятиглавый собор; на набережной имелись двухэтажные дома с колоннами типа помещичьих усадеб с претензиями на итальянский ренессанс.

Поезд помчался вверх по течению быстрой прозрачной Ангары. Через три часа мы подошли к озеру Байкал.

У пристани уже разводил пары ледокол «Ангара». Накануне вышел первым рейсом ледокол «Байкал», пробивающий лед по направлению к Мысовой — он только завтра к вечеру окончит свою работу; сегодня «Ангара» остановится верстах в двенадцати от берега, поэтому нас сопровождали сани, чтобы доставить с парохода на Мысовую.

Мы отвалили в два часа дня и пошли по каналу, прорезанному Байкалом. Хотя лед уже был разломан и частью выброшен по сторонам, как поднятая исполинским плугом борозда, наше движение вперед не было совсем свободным: приходилось пробиваться, расталкивая громадные глыбы льда прозрачного зеленого цвета, как волны в картинах Айвазовского.

Тройки, сопровождавшие нас, обгоняли друг друга, ямщики ругались, махали неистово кнутами и гнали во весь дух лошадей. На ослепительно белом фоне снега все эти фигуры вырезывались черными силуэтами, как фантастические китайские тени.

Солнце уже грело, погода стояла чудная, жаль было спускаться в каюту к завтраку.

К пяти часам мы нагнали «Байкал». Чтобы спустить пассажиров, пароход должен был врезаться плотно в сплошной лед — это ему удалось не сразу. Он давал задний ход, отходил сажен на сто, потом полным ходом налетал на нетронутую ледяную массу, поднимался на нее, с треском опускался, разламывая и поднимая вдоль бортов целые пласты и груды обломков. Несколько раз приходилось проделывать этот маневр, пока «Ангара» не стала, стиснутая льдом со всех сторон.

Тройки подъехали. Все стали толпиться у трапа, графу Келлеру предложено высадиться первому, я за ним последовал. Мы сели в сани, покрытые ковром, и помчались по гладкой поверхности Байкала.

Впереди нас ехал железнодорожный подрядчик; когда мы стали его объезжать, он грозно крикнул на нашего ямщика: «Не смей меня обгонять». — Еще грознее прикрикнул на железнодорожника Келлер, и мы проехали мимо — он был укрощен, но глядел темнее тучи. Не в первый раз приходилось Келлеру осаживать таких нахалов: сегодня же одного служащего, ответившего дерзко офицеру в его присутствии, он приказал высадить на берег с парохода, еще стоявшего у пристани.

Приближаясь к станции, мы должны были пробираться между трещинами, из которых выступала вода; такие трещины в несколько сот сажен длиною образуются среди озера неожиданно, что делает очень опасным передвижение через Байкал ночью или в метель.

На Мысовой поезд уже ждал нас. Графу Келлеру было предоставлено большое купе с двумя отделениями и мне рядом такое же, только поменьше. Офицеры нашей компании, кроме Трубецкого, приглашенного Забелиным[10], поместились в нашем вагоне.

После поездки на открытом воздухе мы сильно проголодались и с удовольствием накинулись на роскошно убранный стол с разными закусками и водками. Среди зала на большом столе, накрытом для обеда, лежало соблазнительно составленное меню. Мы были преисполнены благодарностью к любезности и предупредительности железнодорожного начальства. Но вдруг стало вкрадываться сомнение: нам ли был приготовлен этот пир, не узурпаторы ли мы? Графу Келлеру, конечно, мог быть оказан почет, но у него еще не было ни свиты, ни штаба, а ожидалось, очевидно, много гостей. Спросили за буфетом, кого ожидали, и получили в ответ: «Генерала Забелина и лиц, его сопровождающих». С некоторым смущением удалились мы от стола, где были ни зваными, ни избранными, и скромно уселись в углу, куда с пренебрежением приносила прислуга заказанный по карточке ужин.

Не находя свободных мест, пассажиры сели за стол, не обращая внимания на протесты буфетчика, что здесь им не место, что стол этот накрыт по заказу высшего начальства.

22 апреля. Совсем тепло — окна в вагонах пооткрывались, и мы вдыхали с наслаждением чудный, живительный воздух Сибири.