Дневник свекрови - [10]

Входим в зал и рассаживаемся. Все замечательно – и зал украшен, и стол обилен. Официанты расставляют цветы. Молодые принимают подарки. К ним, расталкивая всех, бросается с большой картонной коробкой Альбина. Она виснет на Даньке, теребит Нюсю. И, наконец, вскрывает коробку, перевязанную розовой капроновой лентой. По-моему, той, которая украшала детское одеяльце, когда крошку Альбину счастливый папа забирал из роддома.

Она торжественно достает то, что лежит в коробке. Судя по виду коробки, я начинаю нервничать и ожидать худшего.

Но такого не ожидала даже я, знающая Альбину четверть века.

Она держит в руках грузинскую чеканку. Грустная девушка в народном головном уборе в профиль. Сюжет известный и самый банальный. Предполагаю, что грузинская девушка – ровесница Даньки. Или чуть постарше. А что, в свете не самых лучших отношений с дружественным народом, вполне возможно, что это уже раритет. Или даже антиквариат.

Сты-до-ба! Климактерическая идиотка! Позор семьи! Ивасюки переглядываются. Данька красный как рак. Нюся усмехается. Я вполне на ее стороне. Даже свекровь в ступоре. А моя мама близка к обмороку.

Мы не корыстные и не расчетливые люди! Нам ничего не надо, ей-богу! Нам вполне хватает на жизнь и даже на небольшие удовольствия! Мы понимаем, что Альбина живет на небольшую зарплату. Мы не ждем от нее ценных подарков! Мы поймем и не осудим, если она подарит просто букет цветов или набор кухонных полотенец.

Но только не так! Не так унизительно! Лучше ничего, чем это! Противно и стыдно. Даже не смешно! Или все-таки смешно? Конечно, смешно. Но и противно тоже.

Дальше все с аппетитом закусывают. Поднимают бокалы. Произносят тосты. Я замечаю, что Нюся надела наш подарок. Значит, понравился. Уже приятно. Я тоже говорю тост. В нашей семье отдуваюсь на торжествах всегда только я. Муж говорит, что у меня лучше получается. Интересно, откуда он знает, если сам ни разу не пробовал?

Я говорю расхожие фразы. Желаю здоровья, любви и взаимопонимания. Кто меня знает – удивлен. Обычно мои тосты велеречивы, продолжительны и остроумны. А здесь я сдержанна и банальна.

Потому что говорить другое просто неохота. К чему перепрыгивать через себя? Поживем – увидим. Продержатся хотя бы лет пять, вот тогда разольюсь соловьем.

Если кто-то еще будет меня слушать.

Потом встает Ивасюк. Он говорит рублеными, но искренними фразами. Его голос дрожит, в глазах слезы. Оказывается, он мечтает о внуках. Меня это почему-то удивляет. Как-то мы с ним, похоже, и в этом вопросе не совпадаем.

Один из гостей со стороны Ивасюков кричит: «Горько!» Молодые нехотя поднимаются со стульев. Представители Российской армии начинают считать. Хором и громко – раз, два, три. И так далее.

Данька с испугом оглядывается на меня. Я недобро усмехаюсь. А ты как думал?

Прерывает эту бурную вакханалию Нюся. Она говорит: «Хватит!» – и садится за стол. Данька облегченно вздыхает. Я почти люблю Нюсю.

Потом все курящие выходят на широкий балкон. Курить на воздухе полезней. Я слышу, как полковой товарищ Ивасюка пытает Даньку, почему он не отдал долг Родине. Данька вяло отбрехивается. Я вступаю первой скрипкой. Объясняю, что военным нужно родиться. Что не все могут служить. Что наша армия в плачевном состоянии. Что я не собираюсь рисковать жизнью единственного сына. И вообще, у него плоскостопие.

Дядька хмурит брови. Он явно мной недоволен. На Даньку смотрит с легким презрением. Мы его разочаровали. Он грозит мне пальцем и говорит:

– Ну, дамочка!

Нюся на нашей стороне. Она шипит:

– Хватит, дядя Дима! – И утягивает Даньку в зал.

Ко мне подсаживается Танюша Воробьева. Гладит меня по руке и просит расслабиться. Шепчет, что невестку надо полюбить. А ее родню принять. Это выбор сына. Я обязана с ним считаться. Иначе – крах отношений с ребенком. Тогда буду страдать еще больше.

Она, конечно, права. Если бы мы поменялись местами, я бы говорила ей именно эти слова. Но я на своем месте. Мой сын женится слишком рано. Я уверена, что здесь превалирует банальное физическое влечение. Никакого родства взглядов и душ. Поэтому я огорчена. Знаю наперед, чем это закончится. Жалко сына, мужа и себя. Жалко усилий, хлопот и денег. И самое главное – невестка мне совершенно чужой человек. И вряд ли отношения у нас будут теплее. Она к этому не стремится. Я тоже. Еще я боюсь совместного проживания. Отделить детей и снять им квартиру у нас нет возможности. В общем, бред и глупость. Пустая трата здоровья и сил. Перспективы я не вижу. Ломать себя не собираюсь. Короче, мне все это не по душе. Вот и все.

– Достаточно? – спрашиваю я Танечку.

Танечка грустно вздыхает. Понимает, что возражать глупо. Мои аргументы вполне убедительны.

– Выпей, Лена! – предлагает она. – Расслабься! И не принимай все так трагично! Никто не знает, что нас ждет впереди!

– Я знаю! – сурово отвечаю я и одним махом выпиваю большую рюмку коньяка.

Мама показывает мне глазами на Альбину. Эта придурошная прыгает, задирая ноги, и мотает по залу вперед и назад в ритме танго немолодого и хилого мужичка из родни Ивасюков. По-моему, дядю Петю из Мариуполя. Бедный дядя Петя близок к обмороку. А этой лошади хоть бы что! Дядю Петю надо спасать! Я шепчу это мужу. Он, тяжело вздыхая, идет ловить на танцполе сестрицу. Она волшебным образом от него ускользает. Муж растерянно смотрит на меня. Я киваю Лалке. Лалка показывает рукой – минуточку! Медленно, но уверенно идет тараном на Альбину. Хватает ее за руку и тащит к выходу. Та пытается вырваться, но хренушки! Из Лалкиных рук просто так не вырваться! Дядя Петя, по-моему, счастлив, как будто выиграл «Ладу Калину» на Поле Чудес.