Дневник смертницы. Хадижа - [46]

Шрифт
Интервал

— На какую войну, бабушка?

— Вай, на какую? На Вторую мировую. Один раз даже его имя-фамилию в газете написали, говорят, он один много фашистов убил… И значит, проводы устроили, все как надо сделали. Утром отцу уходить. Как сейчас этот день помню, хотя как давно было, Аллах, время летает-улетает. Уже собрался отец, сапоги надел, из дома ему выходить, тогда мать как заплачет. А отец ей и сказал — всю жизнь я от тебя этого признания ждал, теперь знаю, что любишь ты меня. И пошел. И не вернулся. — Бабушка хотела заплакать и поморгала глазами, но слезы не пришли. — Нцой, как давно это было, а душа все равно болит. — Она полезла в кисет за табаком, понюхала, чихнула и вытерла мелкую слезу с одного глаза.

— А раньше она ему не говорила, что его любит? — спросила я.

— Бессовестная, ты не знаешь, что такие вещи не говорят?

— Почему не говорят, бабушка?

— Как почему? Стыдно же… У любви слов не бывает. Если любовь настоящая, как у моих отца с матерью, то она всегда молчать будет. Гореть внутри будет, а слов ни вот грамма не скажет, — бабушка поднесла кулак к губам. — Это когда люди делают вид, что любят, тогда только языком базарить начинают, чтобы самим свои слова слушать. А настоящая любовь, она молчит и горит, как огонь, и не гаснет. Аха-ха-ха-ха… Что сидишь? Посуду кто будет мыть?

Вечер потянулся темно-синей ниткой.


Когда с неба упала темнота, я лежала на матрасе и грела под одеялом руки, замерзшие в холодной воде. Хорошо, что я теперь уезжаю, думала я. Надоело мне — то подай, это принеси, посуду помой, Асланчика покачай. Иногда столько дел за день сделать надо, что у меня вечером даже спина не гнется. Я стала мечтать, как я выйду замуж за Махача, буду жить в большом доме, летом приезжать в их сельский дом, много отдыхать, а к бабушке только в гости ходить. Языки у меня тоже будут — я их выучу, и все будут относиться ко мне с уважением.

Я представляла, как когда-нибудь приеду из города сюда, и Махач будет здесь. Я пойду на родник, и он там будет стоять под деревом. Я даже глаз на него не подниму, не обращу внимания, как если бы он был деревом. Я иду — гордая, в модной юбке, с кувшином на плече, а в ушах у меня переливаются, блестят на солнце сережки с мелкими-мелкими камнями. Махач смотрит на меня, как будто я халва, и говорит себе: «Аман, неужели, эта та самая девушка, которая из-за меня упала на дороге?» Я наберу воду и пойду обратно, и даже ресницами в его сторону не поведу. Пусть знает. Мало ему.

На следующий день к нам придут сваты — родственники Махача — с дорогими подарками. Дедушка сразу согласится, а я сделаю вид, что не хочу, но спорить тоже не стану. Пусть сваты думают, что я против воли за их родственника иду. Потом мне привезут чемодан с одеждой, золото, свадебное платье — на обруче, очень белое, из натурального шелка, фату и диадему. Диадема — это такая как корона, вся в камнях, на прическу надевается, а сверху фата цепляется. Я только один раз такую видела, когда наша сельская за городского замуж выходила, они ей привезли.

Руки у меня от такой мечты сразу потеплели, и я стала мечтать дальше. Будет свадьба. Мужчины стреляют из автоматов, когда я выхожу из нашего сельского дома и сажусь в джип родственников жениха. Я вся в фате, на меня рис бросают, конфеты, деньги, играет музыка. Все веселятся и мне завидуют — ой, какая же она везучая, оказывается. Мы едем по горной дороге. Ой, сколько же машин за джипом тянется! Одни иномарки! Украшены бантами, шарами, шелковыми платками дорогими.

Мы подъезжаем к банкетному залу. Мужчины снова стреляют из автоматов. В меня опять летят рис, конфеты и деньги. Я захожу в зал. Аман, сколько там гостей! Наверное, тысяча. Я прохожу мимо них, все стараются разглядеть мое лицо под фатой, а кто разглядел, качает головой — Аллах, какая же красивая невеста.

Я сажусь рядом с Махачом за свадебный стол и смотрю в тарелку, даже ресницами в его сторону не веду. Пусть думает, что я против воли за него выхожу. Пусть представляет себе, что, может, я в другого была влюблена, а меня заставили за него выйти из-за его денег, и на самом деле я страдаю и буду несчастной всю жизнь. Аман, а что если правда в другого какого-нибудь влюбиться? Интересно же всю жизнь страдать. Когда Махач будет приходить домой, я сразу буду вытирать слезы с глаз, чтобы он не заметил, как я плачу из-за другого. Но он все равно заметит, будет делать все, чтобы я только его любила, кровь из носу — все сделает. Он же будет знать, что я только в мыслях влюблена в другого, а так я порядочная. Честно сказать, была в нашем селении одна, которая была влюблена в другого. Он тоже был в нее влюблен. Но засватали ее за их родственника. Аман, маленький, некрасивый, еще ноги такие кривые, как колесо. Она плакала так. Еще закрылась в комнате, говорит, не выйду я. Мы уже возле их дома собрались — ждем, когда невесту выводить будут. Уже машины с родственниками жениха приехали, а она дверь не открывает. Абидатка потом рассказывала бабушке, что мать этой невесты на коленях перед дверью ползала, умоляла открыть. Та не открывала ни в какую. Потом мужчины стрелять из автоматов тоже стали нервно — сколько ждать можно? Тогда братья этой невесты сломали дверь плечами. А она все равно не выходит. Абидатка там была, все видела. Тогда мать давай ее снова умолять. Ни в какую, наотрез. Абидатка говорит, сама невеста тоже плакала, отцу ноги целовала, кричала, что не пойдет за этого замуж, что другого любит. Как ее тетки услышали, что она про другого говорит, так они разозлились. Их тоже можно понять. Зачем им такой позор? Потом пойдут сплетни, в самой быстрой речке не отмоешься. Взяли они ее за волосы и потащили из дома. Как они ее за волосы по лестнице тащили, я сама видела — это уже во дворе было. Как она орала. Клянусь матерью, на все село орала! Всю прическу ей испортили. Фата упала. Платье порвалось. Так жалко было, когда такое красивое платье по земле пачкалось. Силой они ее в машину посадили, двери так громко захлопнули. Аман, мои уши… И эти машины развернулись и уехали. Тихо не стало — мать этой невесты как собака выть начала. Совести у них тоже нет, так себя позорить. Не свадьба, а позор какой-то. Тетки ее схватили и побыстрее в дом отвели. Я даже если полюблю другого, не буду так себя вести. Зачем мне, чтобы платье и прическу испортили?


Еще от автора Марина Магомеднебиевна Ахмедова
Крокодил

«Крокодил» – страшная, потрясающая, необходимая неосведомленной молодежи как предостережение, противоядие, как антидот. Хватка у Марины журналистская – она окунулась с головой в этот изолированный от нормальной жизни мир, который существует рядом с нами и который мы почти и не замечаем. Прожила в самом логове в роли соглядатая и вынесла из этого дна свое ужасное и несколько холодноватое повествование. Марина Ахмедова рассказывает не о молодых западных интеллектуалах, балующихся кокаином в ослепительно чистых сортирах современных офисов московского Сити.


Женский чеченский дневник

Начинающий фоторепортер Наталья Медведева отправляется на первую чеченскую войну в 95-м. Тогда она еще не знает, что проведет на войне семь лет. В одну из первых своих поездок она знакомится с Шамилем Басаевым. Она еще не знает, что судьба или война даст ей шанс на протяжении нескольких лет следить за перевоплощением этого тогда еще ничем не примечательного полевого командира в террориста номер один. Не знает, что встретится с Дудаевым, которого в очередной раз объявят погибшим. Что попытается спасти из плена российских военнопленных.И каждый раз будет пытаться самой себе ответить на вопрос: что ее держит на этой войне? Что?


Пляски бесов

«Пляски бесов» – мистический роман, рассказывающий о жизни западноукраинского села, обитатели которого верят в существование ведьм и бесов. Ведьма – старая Леська – одиноко живет на окраине села. Стоит ей войти в церковь, как сельчане бегут из нее. Они верят, что Леська может навести порчу, ворует у коров молоко, носит под мышкой вороньи яйца и водится с нечистью и бесами. Село ждет не дождется, когда сгинет со свету старая ведьма…Однако главная война идет в человеческой душе. Сам ли человек делает выбор или его судьба предопределена? И нужно ли, как в древние времена, приносить жертву ради благополучия многих или же, напротив, пролитая кровь жертвы повлечет за собой реки крови?


Петька

Это было время, когда советская власть делала последние вдохи. Мы застали только ее конец, и все, что в нашей жизни с ней было связано, — это газировка, октябрятские значки с лицом маленького Ленина в кругляшке звезды и неработающий фонтан…


Какашка и Художник

Марина Ахмедова: “Однажды после изнурительно долгого интервью с лидером арт-группы «Война» я под утро уснула в чужом городе, в чужом помещении, на чужой кровати. Через два часа меня разбудил лидер группы Олег Воротников. С грустным лицом он сидел на стуле у изголовья кровати. «Давай поговорим о *овне», — шепотом предложил он. «В смысле искусства?» — спросила я. «В смысле *овна», — ответил он. О *овне мы проговорили до вечера следующего дня. Я продолжила думать о *овне, из этих дум родилась сказка про какашку и художника”.Иллюстрации к сказке пальцем на айпаде нарисовала известная петербургская художница Юлия Лисняк.


Дом слепых

В город приходит хаос. Жители бегут из него, пока хаос не захлестнул их и не стер с лица земли так же, как стирает дома, в которых они жили. Город пустеет… И хорошо, если ты видишь и знаешь, в каком направлении из него бежать. Но что делать горстке слепых, забытых посреди хаоса? Они спускаются в подвал дома, в котором жили в мирное время дружной коммуной… Казалось бы, они должны погибнуть в считанные дни, ведь даже зрячему сложно уцелеть в центре разыгрывающейся свистопляски – на город и днем и ночью сыплются боевые снаряды.


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.