Дневник сломанной куклы - [45]

После прогулки мы вернулись ко мне и проговорили до самого рассвета. Димка выложил мне все, как там у них развивается с этой Юлей. И я уже не чувствовала ревности. Совсем... Димка продолжает любить меня... Вот и сейчас - любит, это видно по его глазам, по... По всему... Любовь ко мне останется с ним навсегда, что бы он там себе ни воображал... Но если я сейчас из жадности лишу его того реального, что есть в его жизни, вот этой кошачьей Юльки, с которой ему хорошо и будет хорошо, а со мной - точно не будет, если я его удержу, то буду последней сволочью... И на ревность не имею никакого права! А главное оснований. Как он сказал? "Я к ней отношусь, как будто она - мой ребенок". И пусть. А что принадлежит мне, моим и останется. У него Юлька. А я... У меня все еще впереди. Надеюсь.

Я сказала:

- Димка, иди спать. Вон, у тебя уже глаза слипаются.

Он не хотел уходить, я это прекрасно видела. Я еще кое-что видела и понимала, но... Он послушно ушел, и я проспала до полудня. Спала бы и дольше, да Димка постучал в мою дверь и сказал, что пора обедать, не то приедут Рут с отцом, застанут меня днем в постели и подумают черт знает что.

- Ну и подумают! А ты боишься?

Мы встретили их на шоссе, верней, они нагнали нас, мирно возвращавшихся из ресторана. Мы шли, держась за руки, и я вдалбливала Димке, что любовь бывает всякая и можно запросто любить двоих, только - по-разному.

- А троих? - идиотически спросил он.

- Наверно, в принципе можно и троих.

- Тогда решено: придется завести гарем, - вздохнул Димка, - мне двоюродный брат настоятельно советовал.

Догнав нас, Мыша посигналил, остановился рядом и распахнул заднюю дверь. Мы влезли в машину, и я сразу сказала, что Димке - кровь с носу! - необходимо к Новому году быть дома, это очень важно, он может потерять работу. Димка таращился на меня во все глаза, но молчал.

Он улетел двадцать восьмого, через три дня после того, как мы встретили Рождество и одновременно мое двадцатилетие. Наш городок был украшен с ног до головы, с пальм свисали гирлянды разноцветных фонариков. В ресторане, куда мы приехали, стояла синтетическая елка редкого великолепия, вся в искусственных цветах. И мне вдруг впервые захотелось в Комарово, в лес, где сейчас сугробы и от елок пахнет хвоей. Нам подали устриц и шампанское, Димка всем восхищался, хотя я видела, что глотать устрицы ему противно. И вообще не до еды. Он смотрел на меня. Утром Рут с отцом вручили мне подарок, это было вечернее платье, и когда я вышла в нем из своей комнаты, чтобы ехать в ресторан, все прямо попадали. Я знаю, что была красивой в тот, последний вечер. Пусть Димка такой меня и запомнит.

Мы пили за мое будущее, за Рождество и Новый год, который Димка будет встречать уже дома.

Накануне его отъезда мы ездили покупать подарки. Возила нас Рут. В нескольких милях от нас по шоссе - целый город магазинов, гигантская рождественская распродажа. На стоянках полно машин. Самых разных - от совсем стареньких, дешевых до шикарных длиннющих лимузинов. Из одного потрясающего лимузина вышла роскошная чернокожая дама, и Рут сказала, что это знаменитая голливудская звезда, у нее недалеко коттедж, в Малибу. А я-то думала, дешевые распродажи - только для бедных. Я купила там джинсы для мамы и Аси, деду кроссовки фирмы "Reebok", пусть попижонит. Славику мы выбрали большую (как Димка ее потащит?) пожарную машину. Подарок для Вовки мы искали очень долго, мне хотелось как-то особенно его порадовать. В конце концов остановились на свитере, я вспомнила, что брат любит надевать под пиджак "водолазки" с высоким воротом, и мы купили целах три - из тонкой шерсти. Черную, белую и серую. Аська, конечно, будет зариться на белую, но она ей велика. Димка, у которого денег было мало, а у нас он, конечно, брать отказался, купил белые женские джинсы, а еще - кружку с мордой рыжего кота. Я не удержалась и сказала, что теперь понимаю, почему он неравнодушен к нашему Нику, так и норовит схватить его, тискать и гладить. Мы с Димкой бродили из магазина в магазин вдвоем, я важно расплачивалась карточкой, которую Мыша для меня завел.

А на следующий день по праздничному городу мы ехали в аэропорт. В машине Димка держал меня за руку. Наше прощанье, как мы оба ни хорохорились, вышло грустным. Пронзительным и очень нежным. Я знала, что прощаюсь с ним навсегда. Даже если мы встретимся, это будет уже не то. А еще я расстаюсь со своим безответственным, несчастным и счастливым прошлым, когда я была только объектом для забот и обожания. Теперь я взрослая женщина. Как все.

Об этом я думаю и сейчас, сидя на deck и глядя на океан. От Димки пришло послание. Всего одно и короткое, вроде телеграммы: "Долетел хорошо. Всем спасибо. Был у ваших, подарки вызвали бурный восторг. Поздравляю с наступающим Новым годом. Love, Дима".

Текст его письма не имеет значения, не в тексте дело.

Завтра - Новый год. Двухтысячный".

* * *

Одним предновогодним вечером в квартире на Московском собралась вся семья. Дед накануне вернулся из Луги и объявил, что к концу января переберется туда "для постоянной дислокации" - начинается работа. Жить он будет у Орехова. У того - собственный дом, который он занимает один, в силу чего очень рад квартиранту...