Дневник штурмана - [2]

Я не специалист, но, по-моему, мы слишком многое оправдываем необходимостью, а было бы куда полезнее ограничить аппетиты и послушаться голоса разума. Мы истощили Землю, занесли на неё болезни с других планет, не избавившись от своих собственных, изрыли ближайшие планеты, почти полностью истребив на них жизнь, но нам всё мало, и мы летим на заведомо опасную ХЗ-7, движимые алчностью.

А что влечёт меня? Жажда приключений? Едва ли. Я не авантюристка по натуре, а скорее домоседка. Люблю посидеть в кают-компании в удобном кресле за хорошей книжечкой прошлого тысячелетия, слушая краем уха привычные споры хорошо знакомых людей, а когда придёт время моей вахты, то поработать в рубке среди мирного жужжания приборов. Зайдёт милый добрый командир Алексей Афанасьевич и приятным баском спросит, всё ли в порядке, забежит поболтать второй штурман Зинка, а бортинженер Саша Зайчик, не теряя времени даром, будет в это самое время выписывать на листке громкие цитаты из антиков, чтобы при первом удобном случае ошеломить меня ими за обедом и вынудить Алексея Афанасьевича, великого знатока современной литературы, отложить ложку, посмотреть на виновника переполоха долгим изучающим взором, крякнуть и вновь приняться за еду. Привычный уютный домашний мирок. В нём я чувствовала себя уверенно, спокойно и очень приятно. Но вдруг всё переменилось. Меня вызвали в Комитет и без обиняков предложила войти в экипаж «Эдвенчера», который должен везти международную комиссию на пакостную планетку. Конечно, мне было известно, что меня ценят как штурмана, но всё-таки такого почётного предложения не ожидала. Что же мне было делать? Отказаться? Душа сопротивлялась и кричала: "Нет", — а уста спокойно и твёрдо произнесли: «Да». И я хорошо знаю, что разгадка моего поведения не в смелости и жажде нового, а в боязни прослыть трусихой. Убеждена, что великое множество людей стали героями из-за боязни прослыть трусами. Про себя не скажу, что я трясусь от ужаса или просто боюсь. Во-первых, до бесовской планетки надо ещё долететь, а на это требуется почти две недели, которые глупо было бы использовать на преждевременный страх, во-первых, планета в явлениях сумасшествия и жестокости может оказаться неповинна, но так или иначе, в-третьих, мы, то есть экипаж корабля, на неё высаживаться не будем, а значит, и риска заразиться фактически нет, и в-четвёртых, страха такого рода во мне почему-то вообще никогда не возникало, хотя заражённого вычислить трудно и жизнь каждого будет под угрозой. Просто я слишком засиделась в нашем милом тесном кружке, где царит нерушимая дружба, полное согласие и понимание. Мне тревожно входить в неизвестный мир, знакомиться с новыми людьми, выискивать их достоинства, обходить недостатки или, как говорит моя мама, "огибать острые углы". У каждого человека есть свои острые углы, и когда-то я мастерски умела избегать ушибов, но то было когда-то, и боюсь, что я потеряла навык за многолетнюю работу с редкими по доброте и спокойствию товарищами. Что ж, "Рубикон перейдён", как сказали бы Гай Юлий Цезарь и Саша Зайчик, и остаётся лишь утешить себя тем, что общение с новыми людьми тоже таит в себе много приятных неожиданностей. Конечно, лучше было бы заранее с кем-нибудь познакомиться, но зато сейчас я начинаю совершенно новую страницу своей слишком пока тонкой книги жизни.

Про своих спутников мне пока говорить особенно нечего, потому что кое-кто известен мне лишь по имени, кое-кто — по внешности (один мимолётный взгляд), прочие обитатели корабля для меня вообще представляют лишь неопределённую массу. Скажу несколько слов о каждом, о ком я хоть что-то знаю. Со временем впечатления и наблюдения будут накапливаться, и люди станут обретать конкретные, только им присущие лица.

Экипаж нашего корабля состоит из четырёх человек: командир, первый штурман, второй штурман и бортинженер. Очевидно, чтобы не нарушать общий стиль, экипаж тоже собран международный. Нашего командира зовут Дэвид Уэнрайт. Он англичанин, причём англичанин того типа, который любили высмеивать в старину: высокий, худой, крайне сдержанный, по крайней мере, на первый взгляд. Ему за сорок, и коротко остриженные волосы его приобрели стальной блеск. Не знаю, какой у него нрав. Не знаю даже, симпатичен ли он внешне. Я его видела лишь вечером в момент старта, а потом меня услали в каюту, а сам он и первый штурман разделят ответственные первые ночные часы.

Первый штурман — американец. Его имя Томас Форстер. Не могу сказать, что я его разглядела, но всё-таки мне бросилось в глаза, что у него очень волевое лицо, выдвинутый вперёд подбородок и крепко сжатые губы. Лицо лидера. По возрасту он, наверное, ровесник командира.

Второй штурман у нас Наталия Николаевна Павлова, русская, тридцати пяти лет, я то есть, да ещё и женщина, в чём, похоже, заключается трагедия, потому что едва командир меня увидел, как по его бесстрастному лицу прошла судорога, словно моё присутствие на его корабле для него очень неприятно. Будь моя воля, я бы сейчас же повернулась и ушла, но я человек подневольный, да и он тоже, так что ему придётся терпеть моё присутствие, а мне делать вид, что я не замечаю его недовольства.