Дневник Серафины - [37]

Оскар (его скупость дошла до крайности) говорит, случись это в Гербуртове, он выставил бы пострадавшему четверть водки, и тем дело бы кончилось.

Мы так торопимся, что почти не останавливаемся по дороге. Может, только в Риме задержимся, чтобы побывать на богослужении. Оскар по-своему очень набожен; согрешив, он спешит покаяться, — для него это все равно что умыться, когда запачкаешься, а наутро со спокойной совестью опять начинает безобразничать. Преклонив колени, он истово молится, плачет, вздыхает и, получив отпущение грехов, на другой же день принимается за старое. Обычно Ян через какое-то время напоминает ему: пора, мол, к исповеди, хватит, покуролесил.

Ян имеет на него гораздо большее влияние, чем я, и вообще чем кто бы то ни было. Он изучил его слабости и, пользуясь ими, держит его в руках; случается, они повздорят, иной раз Оскар влепит ему оплеуху, но в конечном счете он всегда поставит на своем. Если мне что-нибудь нужно от Оскара, я должна обращаться за помощью к Яну, а он меня не очень жалует: боится, как бы я не оттеснила его. Я подозреваю, он даже чернит, порочит меня в глазах Оскара.

Где ты, мое счастье, свобода? Жизнь опостылела мне. Даже к дневнику и то пропал интерес. Но мне некого винить в своем несчастье, — я сама во всем виновата.

Сегодня известила маму письмом, что скоро приеду в Сулимов. В Гербуртове я не задержусь надолго, — мне надо прийти в себя, отдохнуть, хотя бы на время избавиться от моего мучителя; не видеть его физиономии, не слышать голоса…

25 ноября

Мы прибыли в Гербуртов. Тайный советник уже поджидал нас. Оскар вылез из экипажа, поздоровался с ним и сразу же исчез куда-то со своим Яном, — странно, что могло его, всегда апатичного, так заинтересовать.

Я осталась с глазу на глаз с его превосходительством, он внимательно смотрел на мое печальное, хмурое лицо. За минувший год из беспечной девочки я превратилась в измученную, умудренную опытом женщину. Должно быть, он догадался, как глубоко я несчастна. А я и не собиралась ничего скрывать от него.

— Вижу, путешествие не пошло вам на пользу, дорогая племянница, — сказал он, вызывая меня на разговор.

— Не только путешествие, но и замужество… — без обиняков сказала я. — Теперь сетовать бесполезно, но участь моя достойна сожаления. Вы знаете Оскара, и ничего для вас нового я не скажу.

Советник был явно смущен моими словами.

— Именно, зная его, я полагал, вы будете держать его в повиновении, руководить им и распоряжаться, как подобает хозяйке дома.

— Вряд ли мне удалось бы достичь этого, даже не будь рядом с ним Яна, — насмешливо улыбаясь, сказала я. — Я не способна жертвовать собой и унижаться. Это Ян, который терпеливо сносит побои, потакает его прихотям капризам, может держать его в узде, но не я. Кроме того Оскар страдает приступами…

Советник не дал мне договорить.

— Да, не спорю, это очень печально, — сказал он. — Но ведь мы с вами можем предпринять что-то.

— Что касается вас — не знаю, а я уже ничего не могу. У меня иссякли и терпение, и силы.

Советник постарался меня утешить, отвлечь от неприятных воспоминаний. Я выслушала его молча и попросила дать мне лошадей, чтобы завтра поехать в Сулимов навестить маму.

— А не лучше ли попросить ее приехать сюда? — предложил советник. — Оскар при посторонних ведет себя лучше.

Кажется, он догадывается о моем тайном желании больше сюда не возвращаться. Что я предприму — не знаю, но жить с ним под одной крышей для меня равносильно смерти.

Оскар вошел в комнату, как раз когда мы говорили о поездке в Сулимов. Советник передал ему мою просьбу.

— Велите подать завтра лошадей, — повторила я, обращаясь к Оскару.

Дико сверкнув на меня глазами, он пожал плечами и ничего не ответил.

— А не поехать ли вам вместе? — вмешался советник.

— Нет, нет, я поеду одна! — поспешно возразила я. — Оскару надо отдохнуть, оглядеться дома.

— Ну что же, поезжайте, — недовольно пробурчал советник.

Оставив их вдвоем с дядей, я поспешила на свою половину. Позвав прислугу и заперев дверь на ключ, я велела укладываться. Нет, я больше ни за что не вернусь в Гербуртов. Поживу немного у мамы, потом поеду к дяде, упаду ему в ноги и попрошу позволения поселиться у него… Оставаться здесь — значит обречь себя на верную гибель. За бриллианты, которые он преподнес мне по подсказке дяди, я заплатила сторицей и имею полное право взять их с собой. Вечером я собрала все, что у меня есть ценного, в том числе подаренные им бриллианты и немного денег, которые оставались у меня.

К полуночи чемоданы были уложены, узлы увязаны. Завтра я обрету свободу! Ах, скорей бы уехать подальше от него! И забыть, забыть!

26 ноября

Всю ночь я не смыкала глаз. И как только рассвело, приказала закладывать лошадей. Когда люди пришли выносить вещи, вдруг, позевывая, в халате входит Оскар и знаком велит поставить чемоданы на место.

— Что это значит? — недоумевая, спросила я.

— Не так я глуп, как ты думаешь, — сказал он, опускаясь в кресло. — Мне известно, что ты сюда больше не вернешься. И я не позволю увозить мои драгоценности. Небось с собой их забрала?

— Они принадлежат мне! — вне себя от возмущения крикнула я.