Дневник секретаря Льва Толстого - [4]

Двое взрослых сыновей Булыгина вполне разделяют взгляды отца. Оба ведут совершенно рабочий, трудовой образ жизни. Сейчас в Ясной находился старший из них – Сергей.

Я поднялся наверх. Кроме младшей дочери Толстого Александры Львовны, Ольги Константиновны с детьми, Сухотиных и Булыгиных, там находился еще один из друзей Льва Николаевича – Павел Александрович Буланже. Позже пришла Софья Андреевна.

О Л.Н. все думали, что он переутомился. Оказывается, вчера он почти целый день работал над сборником «На каждый день». Сегодня утром он против обыкновения спал долго, что уже служило плохим признаком. Затем, встретив в столовой своих внучат, мальчика и девочку, детей Андрея Львовича Толстого, живших в Ясной Поляне, он не узнал мальчика.

– Люля, кто такой Люля?

– Люля, твой внучек, сын Андрюши.

– А… Но как он изменился, как он изменился!.. Я всё перезабыл, всё перезабыл.

Потом он слег в постель.

Булыгин-отец – кажется, по зову Л.Н., – входил к нему в комнату. Когда он вернулся, Софья Андреевна спросила его:

– Ну, что? О чем же вы говорили?

– Да всё о Боге, о смерти, о том, как непрочно земное существование и что духовное не умирает, – ответил растроганный Булыгин.

Потом между ним, Сухотиным и Буланже завязалась шумная беседа. Сухотин, бывший член 1-й Государственной Думы, очень остроумный человек, рассказывал о своих думских впечатлениях и изображал в лицах Муромцева, Аладьина и других снискавших известность парламентариев. Я разговаривал с Татьяной Львовной. Сергей Булыгин ушел дать корму своей лошади.

Вдруг возвращается только что вышедшая Александра Львовна и говорит, что меня зовет Л.Н. Я пошел к нему, в дальнюю угловую комнату, служившую спальней. Буланже указывал дорогу.

Толстой лежал в постели, в белой рубашке, под одеялом; подушки были приподняты, у изголовья на столике горела лампа.

– Здравствуйте, садитесь! – сказал он и показал на кресло, стоявшее около.

– Как здоровье, Лев Николаевич?

– Ничего.

– Вы, должно быть, переутомились, Лев Николаевич? Вы так много работаете.

– Нет, это не переутомление, просто, старик я уже… Вы у меня вчера были? Или нет? Кажется, были… Да, как же, как же! Я очень рад вас видеть, всегда рад вас видеть. У меня друзья все с буквы Б: Булгаков, Булыгин, Буланже…

– Бирюков, – напомнил я.

– Да, да…

– Чертков…

– Да, и Черткову нужно было бы с буквы Б начинаться, – произнес он, улыбаясь.

Я рассказал, что в одном из последних номеров газеты читал шутливую пародию на произведение одного критика Чехова: критик этот утверждал, что в жизни Чехова играла большую роль буква К, и при этом приводил слова, в которых эта буква отсутствовала.

Л.Н. при упоминании о Чехове повторил то, что он говорил мне вчера.

– Мы вчера ведь имели с вами разговор об этом? – припомнил он.

Я отвечал утвердительно.

– Что я вам хотел сказать? – стал припоминать Л.Н.

Я напомнил, что, может быть, о поправках к «На каждый день». Оказалось, да. Толстой позвонил и попросил вошедшую Александру Львовну дать мне листы с поправками, снова объяснив, в чем должна состоять работа.

– Не скучно вам здесь? – спросил он меня.

– Нет!

– И отношения у вас хорошие установились?

– Да, конечно, – отвечал я и встал, боясь утомить его.

Он очень ласково простился со мной.

– Выздоравливайте, Лев Николаевич, – сказал я ему.

– Постараюсь, – отвечал он.

Я вышел в столовую взволнованный. Ничего не было сказано между нами, но доброта Л.Н. так трогала.

23 января

Ездил в Ясную Поляну вечером с Сергеем Булыгиным, который сегодня провел у нас в Телятинках день и остался ночевать.

Вчера Л.Н. утром встал было с постели, но, почувствовав себя слабым, слег снова. Сегодня же он совершенно здоров. Просил своего врача, Душана Петровича Маковицкого, сказать мне, чтобы я вошел к нему. В своем кабинете он просматривал переписанные набело листы упрощенного варианта «На каждый день», лежавшие на выдвижном столике. Они вновь были покрыты поправками. Узнав, что я еще не просмотрел черновых листов этого варианта, Л.Н. заявил, что это хорошо, так как они написаны были неразборчиво, и что теперь он даст мне их переписанными начисто. На первый раз, чтобы ознакомиться с характером моей работы, он дал мне листы дней за десять, тем более что остальной материал ему еще нужен был для просмотра.

– Здесь некоторые изречения будут совсем не те, что в корректуре, будут представлять две разные версии, и вы должны выбрать одну из них, какая, на ваш взгляд, более подходит для вашей братии, для интеллигентов, и вставить ее в корректуру… А иногда будут новые вставки, вы также выберите те из них, которые годятся, и внесите в корректуру. И смелее работайте, свободнее!.. Мне интересно будет ознакомиться с тем, что вы сделаете. А мне ужасно надоела работа над этим «На каждый день» и хочется скорее отделаться от него за весь год.

Я сообщил о том, что Чертков предполагает издавать нечто вроде журнала, в котором были бы сведения о ходе свободно-религиозного движения, помещались бы наиболее интересные письма к Толстому и т. д.

– Зачем это он затевает! – воскликнул Л.Н. – Впрочем, – тотчас же спохватился он, – это я сужу со своей точки зрения: у меня так много дела, что я всегда стараюсь ото всего лишнего избавиться и заниматься только более важным.