Дневник самоходчика - [26]

Прибыли и помощники командиров батарей по технической части — помпотехи. У нас помпотехом техник-лейтенант Корженков Александр, но мне больше по душе Конов Иван из другой батареи, отличный парень.

Формировались два месяца, до 10 июля. Изучали новую технику. Для механиков-то нового ничего нет, так как у самоходной установки только башня и пушка другие. И башня у нее называется по-флотски «рубка», но к этому названию мы так и не привыкли, считая себя по-прежнему «настоящими» танкистами. Командиры машин прикрепили к погонам эмблемы артиллеристов — две перекрещенные пушечки, а мы — танки. Словом, получилась какая-то помесь БТВ и «бога войны». Павлуша Снегирев, приверженец старой формы, демонстративно носил петлицы с кубиками, пока не получил замечания от заместителя командира полка по строевой части (зампомстроя).

В июне стал прибывать сержантско-рядовой состав. Экипажи постепенно пополняются. У нас уже есть наводчик, рядовой Петров, из танкистов. Петр пошутил: «Один солдат на двух офицеров — плохо его дело».

А от матери хорошие вести из Сампура: у них немного наладилось житье. Веселее сделалось на душе оттого, что самое страшное для мамы и сестренок уже позади, что больше не придется им готовиться к повторной эвакуации, как это случилось прошлым летом, когда немцы бешено перли на Сталинград, к Волге. И легче стало жить: никто ежеминутно не стоит над тобой. После занятий командирских и с экипажами бывает иногда свободное время, но из-за рваных сапог мне стыдно выходить из казармы на улицу. Спасибо маме: она посоветовала, вспомнив свою военную молодость, 1918–1921 годы, не обращать на такую мелочь, как сапоги, внимания и усиленно посещать кинотеатры и особенно театры, которых в Челябинске гастролирует этим летом сразу несколько. И я с радостью кинулся наверстывать упущенное и «запасаться» духовной пищей на будущее: неизвестно, когда еще удастся спокойно приобщиться к искусству. Скоро на фронт.

В июне, так как закончился год службы, надел новые кирзовые сапоги (разумеется, просторные) и, уже не стесняясь, ходил в театр, половину зрителей которого обычно составляли военные. Посчастливилось как-то услышать в городском саду знаменитого Хенкина, выступавшего на эстраде в пустячном водевиле.

Если позволяло время, днем ходили с Петром на Миасс, но вынуждены были удаляться от людных мест из-за отсутствия трусиков, которые, как известно, не занесены в списки вещевого довольствия.

Питание у нас скудное, по тыловой норме. Получив первую лейтенантскую зарплату (550 рублей), отправился я первым делом на базар, предусмотрительно захватив и запасную пару нового нательного белья, так как понаслышке знал уже о базарных ценах. Весь мой капитал ушел на буханку белого хлеба и литровую банку топленого молока, а белье было обменено на жестяную коробку мясных, как клятвенно уверял меня небритый мужик, консервов, рыночный номинал которых совпадал с кальсонным и равнялся 300 рублям. После ужина приглашаю своего командира подкрепиться мясом, но, к моему крайнему огорчению и конфузу, в консервной жестянке оказался горох с небольшим количеством свинины для украшения.

11 июля

Ранним утром начали принимать технику, только что прошедшую заводские испытания. На огромном дворе Челябинского тракторного в несколько рядов выстроены КВ-1С, СУ-152, Т-34, курносые из-за короткой пушки СУ-122 (на шасси тридцатьчетверки). Подавив невольный вздох, миную танки, подхожу к своей самоходке и залезаю через широкий квадратный люк в просторную башню-рубку. В первую очередь проверяем с Петровым двигатель, включение передач (не трогаясь с места), электропроводку. Командир проверяет пушку, приборы наблюдения, работу рации и как остальные члены экипажа слышат его по ТПУ (переговорному устройству). Все оказалось в полном порядке.

Около полудня без обусловленной уставом торжественной церемонии подписываем акты сдачи и приема машин, получаем необходимые мехводителю и командиру комплекты инструментов, запчасти и прочее. Только уложили все на места — раздается команда: «К машинам! По местам! Заводи!» Полк идет прямо на погрузку. Из строгой линии машин справа по одной тяжелые СУ плавно разворачиваются пушкой в сторону заводских ворот и медленно, словно прощаясь с домом родным, выползают на улицу, выстраиваются в колонну.

У нашей машины все отрегулировано, подтянуто, надраено до блеска. Крутой разворот на месте направо — все стяжки правой тормозной ленты летят к черту, одна из проушин — тоже. Кроме того, сорванная проушина сбила своим пальцем масляную пробку бортредуктора. Короткое замешательство среди представителей завода, конфуз начальника ОТК и мастеров-регулировщиков, величественное недоумение военпреда — и нам дают машину из другого полка. И — марш! Только покарабкалась моя самоходка на железнодорожную платформу — идет на погрузку 1549-й, и впереди — принятая мною машина (я признал ее по номеру на башне). И что за машина? За несколько часов возни с нею во время приема я уже считал ее лучшей в мире. А она, словно подтверждая это, стоит как ни в чем не бывало перед погрузочной платформой, ожидая, когда пыхтящий маневровый паровоз оттащит наш эшелон и подгонит другую партию платформ, чтобы мог начать грузиться ее новый полк. Бывают в жизни злые шутки! И как это так быстро ее сумели отремонтировать?