Дневник - [107]

Если Гонкуровская академия, основанная в противовес академии Французской, совершит серьезную ошибку и ее распустят, капитал перейдет к Французской академии. Рони предвидит, что нас экспроприируют социалисты.

6 декабря. Второй обед Гонкуров, назначенный на 5 декабря. Леон Доде приходит с запозданием и жмет мне руку обеими руками. И тут же его зовут к телефону. Он так и пышет здоровьем. Он пьет красное вино, не разбавляя водой, и ест все подряд. Поначалу холоден, быстрые взгляды, потом постепенно воодушевляется.

Знаменитая красная капуста, заказанная в прошлый раз Мирбо, не имела особого успеха. Один лишь Декав старается, но оставляет больше половины на тарелке.

Мирбо рассказывает, как все холмики и косогоры бессильны перед его автомобилем. Сейчас он опять начнет рассказывать о войне семидесятого года, когда французы удирали с поля боя, а пруссаки давали примеры великодушия; но разговор заходит о Премии.

Кто-то сообщает, что Поль Маргерит получил пятнадцать тысяч франков за роман, проданный «Пти Паризьен»[113] при посредничестве Виньо, секретаря Дюпюи. И Мирбо получил одно письмо от Пуанкаре, другое от Клемансо, все о том же Виньо. Леон Энник тоже, но этот застенчивый председатель нашел следующую формулу: «Ваш протеже остается моим кандидатом».

Мирбо предлагает Блюма.

— Вы, конечно, удивитесь, — говорит он, — очевидно, я буду в одиночестве.

Он отлично знает, что это не так. Доде не соглашается, а Жюстен Рони говорит, что не согласится Блюм.

Пускают по рукам лист для голосования. Забавно. Рамо получил три голоса, Виньо — три, Мозелли — три, автор «Маленькой Лотты» — женщина — всего один.

Почему Маргерит имеет право голосовать заочно? Будь он здесь, возможно, удалось бы на него воздействовать.

Один лишь Рони-старший да я делаем заметки. За обедом он сидит мрачный, Декав вышучивает его, но Рони не поддается. Он называет несколько имен, в том числе Башлена, но Жюстен заставляет его голосовать за Виньо.

И Рони-старший, чтобы прервать заседание, вытаскивает счета. Я понял, что у нас больше полутора миллионов и что наша рента останется неизменной на ближайшие девять лет. Леон Доде неистовствует больше всех, решаем обратиться к Клемансо, чтобы добиться прогрессивного увеличения ренты. Наши наследники будут иметь шесть тысяч, вот и все. Это довольно справедливо.

Последний тур проходит вяло. Мирбо колеблется. Я склоняю его в пользу Мозелли. И тут же сожаления, укоры совести. Если будут голосовать еще раз, Мозелли не пройдет. Он только потому и может пройти, что мы шестеро не хотим голосовать за Виньо.

Мы с Жеффруа требуем, чтобы в будущем году голосование проходило на двух заседаниях. Леон Энник говорит мне:

— Это почетное голосование, которое сохраняет некоторый «народный оттенок» нашей Академии.

Они считают, что в Париже нет хорошей говядины. Леону Доде привозят мясо из Турени, а Мирбо — баранину из какой-то другой страны, названия которой я не упомнил.

Бурж ужасающее ничтожество. Жеффруа болен и простонароден, еле дышит от восторга перед Клемансо, который совсем не платит ему тем же.

Сегодня утром ко мне явился юный кандидат и спросил, каковы его шансы.

— Все возможно. Как ваша фамилия?

Оказывается, это автор «Обезьяны Запада»[114].

10 декабря. Не помню где, кажется во Флоренции, Гитри стоял и смотрел на чью-то картину «Тайная вечеря». К нему подходит его спутница, смотрит на картину не отрываясь. «Из любезности, что ли? — подумал Гитри. — Или все-таки ее покорила красота?» Вдруг она говорит:

— Видишь кошку?

И в самом деле, у ног Иисуса Христа сидит на полу кошка.

* Любовь, занимающая в жизни лишь небольшой уголок, занимает в театре всю сцену.

17 декабря. Написать книгу, где, сохранив форму «Паразита», окончательно разделаться с семьей: с папой, с мамой, сестрой, братом, женой и детьми.

23 декабря. Злость подтачивает. Берегитесь, не то хамы доведут нас до могилы.

26 декабря. Чтобы быть ясным, надо прежде всего самому иметь потребность в ясности.

1908

3 января. Одно только убеждение крепнет во мне: все зависит от работы. Ей я обязан всем, и она великий регулятор жизни.

* Окно на улицу стоит любого театра.

7 января. Мне захотелось посмотреть на кого-нибудь, кто еще печальнее, чем я, например, на животных в зоологическом саду.

* Каждый день в течение нескольких минут я бываю романтически настроен, но ни одна женщина не пользуется этим.

8 января. Если мои книги так же скучны художникам, как мне их картины, от души их прощаю.

9 января. Лакур путает энергию с живостью. Он танцует на руках, а ходить не умеет.

* Писать для кого-то — это все равно что писать кому-то: сразу чувствуешь себя обязанным лгать.

* Существует заранее предвиденная оригинальность, ее ждешь, она становится банальной и оставляет нас холодными.

* Надо жить, чтобы писать, а не писать, чтобы жить.

10 января. Вольтер был превосходным дельцом, и этим объясняется, что от поэта, каким он себя воображал, ничего не осталось.

* Тень живет лишь при свете.

11 января. Банкет в честь Гюстава Кана[115]…

Госпожа Вера Старкова с чувством благодарит Кана от имени народных университетов. Но где здесь народ? Нам этот обед обошелся по десять франков. На эту сумму можно неделю кормить рабочую семью. Мы еще не умеем обедать «гуманно».