Дневник покойника - [39]

Чибис, сидевший впереди, углубился в дебри кулинарии.

– Между поваром-мужчиной и поваром-женщиной лежит пропасть, – веско заявил он. – Мужчина – праздничный повар, а женщина – стряпуха на каждый день. Мне, например, неинтересно варить борщ, но зато я могу приготовить долму по старинному рецепту. Или вот. Сациви готовят все, кому не лень. Но кто умеет готовить сациви правильно?

– Прости. – Борода сложил дорожную карту и бросил ее под сиденье. – Ментовской пост примерно в пяти километрах. Чего делать?

Вместо ответа Чибис согнул пальцы и дважды стукнул себя костяшками по лбу. Боб остановил машину на обочине и вышел, за ним последовал Борода. Они открыли заднюю дверцу и выволокли стонавшего мужчину. Грач обернулся и увидел пустое шоссе, освещенное редкими фонарями. На обочине в пыли извивался связанный человек. Видимо, он что-то мычал, желая сказать спасительные слова, пообещать убийцам деньги и еще что-то ценное, важное… Но никто не хотел слушать.

Боб достал из-под ремня пистолет и дважды выстрелил в голову жертвы. Затем труп ногами спихнули в канаву.

– А ты сам-то любишь готовить? – оглянувшись назад, спросил Чибис. – Или как?

– Люблю, – мертвеющими от страха губами прошептал Грач. – Очень даже люблю. Всегда дома готовлю сам. И в гостях тоже… Тоже случается.

– Это хорошо, – похвалил Чибис. – Мужчина должен хорошо готовить. В этом вопросе на женщин полагаться нельзя. У тебя подруга есть?

Машина рванула с места. Грач снова вдохнул побольше воздуха. Казалось, что прямо сейчас, на этом месте, он умрет. Но он не умер, только голова закружилась.

Глава 12

С утра Девяткин изучал документы по делу об убийстве бывших театральных артистов Лидии Антоновой и Бориса Свешникова. Итак, Свешников и Антонова скончались вследствие удара самодельной заточкой в область грудной клетки. Такие заточки изготовлял Паша Клоков, которого подстрелил Девяткин. Это установлено следствием.

Что из этого следует? Ровным счетом ничего. На этом все концы обрываются. У того и другого преступления нет корыстного мотива, нет следов убийцы, которые можно идентифицировать… Есть только непроверенные догадки и собачий нюх, редко подводивший Девяткина. Есть внутренняя уверенность, что Игорь Грач замешан в этих кровавых делах.

На днях Девяткин отправил запрос в мордовскую колонию строгого режима, где отбывал срок Грач. Ничего нового в ответе не содержится. Пишут, что заключенный был злостным нарушителем режима. Перед выходом на волю в беседе с начальником колонии он сообщил, что собирается вернуться в Москву, хочет открыть свой бизнес, но не пояснил, чем именно планирует заняться. В соответствии с законом ему выдали гражданские вещи, справку об освобождении и деньги на железнодорожный билет.

Девяткин по памяти набрал номер старого приятеля подполковника Олега Ганшина, заместителя начальника одного из управлений Следственного комитета Министерства внутренних дел, и спросил, есть ли у того допуск к секретным делам из архива.

– Разумеется, есть, – ответил Ганшин. – Я ведь тут не последний человек. Что у тебя за проблема?

– Пытаюсь разобраться в деле с двумя убийствами, – ответил Девяткин. – Есть подозреваемый, некий Игорь Грач. Недавно он вернулся из мест лишения свободы. Хотел почитать о «подвигах» Грача, но около четырех лет назад его дело забрали назад из районного управления внутренних дел к вам, в Следственный комитет. Инициативу проявил некий подполковник Иван Старков. И почему-то засекретил дело. Мне бы получить доступ к тем материалам. Или хотя бы справку.

– Не проблема, – ответил Ганшин. – Кстати, Старкова убрали с работы. Его подозревали в получении взятки, но глубоко копать не стали. Дело спустили на тормозах. Старков подал рапорт. А потом уехал из России. Сейчас живет с семьей на Кипре. В хорошем особняке, который он купил еще лет десять назад. Так-то… В архив я сам схожу, почитаю бумажки, если их мыши не съели. Справку не обещаю. Документы все-таки секретные, на словах все перескажу. Жди, позвоню завтра.

Девяткин попрощался и набрал номер старшего лейтенанта Лебедева.

– Чем занимаешься? – спросил он.

– Сплю, – ответил Лебедев. – Я час назад с ночного дежурства вернулся. Впереди десять дней тренировок, потом соревнования в Питере.

– Ну, прошу прощения, что разбудил. – Девяткин вложил в эти слова весь сарказм, на который был способен. – Я, дорогой мой Саша, одобряю твое увлечение классической борьбой, но только до тех пор, пока оно не мешает работе. Сейчас дел навалилось столько, что экскаватором не разгребешь. А у тебя очередные соревнования. Выходит, ты будешь стоять в лавровом венке на пьедестале почета и улыбаться девушкам, а товарищам по работе придется таскать ведра с помоями?

– Какие ведра? – Лебедев еще не проснулся, поэтому не понимал иносказательных выражений.

– Другими словами, я буду делать грязную работу, а ты медали получать?

– Никак нет, – пробормотал Лебедев. – То есть да…

– Вот мое слово: пока все дела не закруглишь, на соревнования не едешь. – В голосе Девяткина звучал металл. – Теперь записывай. Завтра с утра отправишься в информационный центр Министерства внутренних дел. Затем перелопатишь картотеку личного учета на Петровке. Наведешь справки через стукачей. Пользуйся любыми источниками информации, но нарисуй мне картину жизни Игоря Грача.