Дневник плохого года - [42]

Что стало меняться с тех пор, как я попал на Анину орбиту, так это не столько сами мои суждения, сколько мое мнение о моих суждениях. Когда я читаю то, что Аня всего несколько часов назад миттелем напечатала с моего голоса, по временам я на секунду словно вижу собственные жесткие суждения ее глазами -

Я говорю: Алан, а ты хорошо всё продумал? Ты точно всё продумал, ты точно хочешь продолжать?

Потому что, если честно, я, кажется, больше не на твоей стороне.

Но действительно существенное обновление популярной музыки происходит в Новом Свете, через музыку рабов, не растерявших своих африканских корней. Из Северной и Южной Америки африканские ритмы распространились по всему Западу. Не будет преувеличением сказать, что благодаря африканской музыке жители Запада получили новые физические ощущения. Колонизаторы сами подверглись колонизации. Даже Бах, который был с ритмом «на ты», чувствовал бы себя не в своей тарелке, словно на другом континенте, если бы вновь родился в наши дни.

Романтическая музыка жаждет восстановить утерянное состояние поглощенности (отнюдь не синонимичное состоянию экстаза), состояние экзальтации, в котором человек сбросит телесную оболочку и станет чистым существом или чистым духом. Отсюда постоянное стремление в романтической музыке — она всё время пытается прорваться (неспроста в мендельсоновском романсе «На крыльях песни» прикованный к земле поэт томится по полету). Так начинаешь понимать, почему

вижу, насколько чуждыми и устарелыми могут они показаться какой-нибудь весьма современной Милли[34] — словно кости лишнего, давно вымершего существа, полуптицы-полурептилии — кости в стадии окаменения.

Радость моя, я и не прошу тебя быть на моей стороне. Я и сам прекрасно справлюсь. Если ты не одобряешь мои действия, просто забудь об этом разговоре. Делай что и раньше. Печатай для своего Senor'a. Разговаривай с ним. Будь милой и дружелюбной. А я позабочусь об остальном.

представители романтизма восторгались Бахом. Что характерно, Бах показывает, как почти в каждом музыкальном наброске, неважно, до какой степени простом, скрываются бесконечные возможности для развития. Тут хорошо заметен контраст с более популярными композиторами его времени: например, произведения Телеманна, скорее, кажутся написанными по шаблону, нежели со стремлением в каждом из них раскрыть музыкальную тему.

Слишком ли большая смелость — заявить, будто музыка романтизма вдохновлялась чувственностью — что эта музыка безостановочно прорывается вверх, старается дать слушателю возможность отрешиться от плоти, вознестись (такое бывает, когда слушаешь пение птиц, божественную песнь), стать живой душой? Если это правда, значит, чувственность романтической музыки кардинально отличается от современной эротики. В нынешних молодых любовниках не найти ни малейшего проблеска предвечного метафизического вожделения, эвфемистически называющего себя томлением (Sehnsucht).

Жалобы. Протесты. Проклятия.

28. О туризме

В 1904 году, в возрасте девятнадцати лет, Эзра Паунд записался на курсы окситанского языка в Гамильтон-колледж штата Нью-Йорк. После колледжа он поступил в Пенсильванский университет, где продолжил занятия лингвистикой. Паунд хотел стать филологом, специалистом по романской литературе, а точнее — по поэзии позднего Средневековья.

Сто лет назад провансальская литература была более модной областью изучения, чем сейчас. Люди светско-гуманистического склада полагали, что дух цивилизации — современной западной цивилизации — восходит прежде всего к Греции, а затем опять появляется во Франции XII века и в Италии XIII века. Афины определили дальнейший путь цивилизации; Прованс и Кватроченто заново открыли Афины. По мнению Паунда, в Провансе жизнь, искусство и религиозный порыв объединились — что редко бывает — с целью привести цивилизацию к точке пышного расцвета, прежде чем папские преследования возвестят возвращение тьмы.

хотелось. Еще не поздно — можно подняться на последний этаж, постучать в дверь, сказать: Признаю, вы правы, честь потеряла былую силу, бесчестье мертво, вернитесь ко мне.

В 1908 году Паунд впервые отплыл в Европу, где занялся литературой, одновременно продолжая свои романские исследования. В 1912 году он предпринял путешествие по следам своих героев — трубадуров. Первая часть путешествия включала Пуатье, Ангулем, Перигё и Лимож. Вторая привела Паунда из Узерша в Суильяк, затем в Сарла, Кагор, Родез, Альби и Тулузу. Из Тулузы Паунд направился в Фуа, Лавлане, Кийян и Каркассонн, а оттуда — в Безьер.

Паунд рассчитывал в своем паломничестве собрать материал для книги под названием «Жиронда», которая была бы одновременно путеводителем и содержала бы сведения по истории культуры. Однако издатель, с которым Паунд заключил договор, разорился, и книга так и осталась в проекте. Сохранились лишь несколько записных книжек — ныне они находятся в фондах Йельского университета; отдельные отрывки расшифровал и опубликовал Ричард Зиберт.

И, возможно — кто знает? — это была бы не совсем ложь. Возможно, то, что опускается мне на плечи, когда меня одолевают образы, запечатленные фотокамерами дальнего диапазона, образы людей в оранжевой одежде, в кандалах и капюшонах, подобно зомби, бродящих за колючей проволокой Гуантанамо-бей,