Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага, 1942-1948 - [54]

За немецкую секцию отвечал Линдау, социал-демократ, вступивший в партию еще до 1914 года, а позже — спартаковец, которому больше всего подошла бы роль агитатора на баррикадах. И хотя внешне он производил отталкивающее впечатление злобного революционера-фанатика, на самом деле этот человек был полон доброты, сочувствия и понимания. Остальные преподаватели, в отличие от этих двоих, смотрелись как-то незначительно.

В школе было около четырехсот человек, в том числе немцы, австрийцы, венгры, румыны и итальянцы. Примерно двести немцев были разбиты на группы по тридцать слушателей, как это принято в военных учебных заведениях. В первое время половину аудитории составляли офицеры. У нас было по десять часов занятий ежедневно, в том числе четыре — шесть часов лекций и семинаров. Оставшееся время мы посвящали чтению: каждый выбирал себе литературу по своему вкусу. Лекции посвящались вопросам диалектического и исторического материализма, истории Германии и России, экономики, истории рабочего движения, а также империализма.

Я до сих пор поражаюсь, сколько же слушателей на самом деле интересовались всем этим. Среди рядового состава были такие, кто плыл по течению, затем уже в лагере присоединился к движению, а оттуда попал в школу. Часть из них даже писала доносы в НКВД. Многим недоставало сообразительности и образования, необходимых для того, чтобы охватить и «переварить» преподаваемый материал.

Но в офицерской среде все обстояло совсем по-другому. Офицерам приходилось плыть против течения. В этой среде было меньше «сознательных оппортунистов», зато было много таких, кто, не имея гражданской специальности, искали шанс обеспечить свое будущее занятием политикой и членством в партии.

22 июля 1944 г.

Только что объявили о покушении на жизнь Гитлера^{87} и неудавшемся мятеже генералов. Когда мы впервые услышали о покушении, нашему ликованию не было конца. Мне едва удавалось сдерживать рвущиеся наружу волнение и радость. Но со временем стало понятно, что Гитлер остался жив, что часть заговорщиков уже убита, а страной продолжает править гестапо. Не могу описать свои чувства. Все наши надежды на то, что Родине удастся освободиться своими силами, оказались похоронены!

Коммунисты тоже очень упали духом. Все они скучают по дому, куда им путь запрещен. И только один из сотни находит родину социализма настолько прекрасной, что даже не желает вернуться в Германию, но даже здесь ясно, что эти люди просто обманывают себя.

26 июля 1944 г.

Из Москвы прибыл с визитом Хернштадт. Это один из все тех же холодных теоретиков, хотя его ум делает его более терпимым, чем люди типа Ульбрихта. Но его цинизм просто ставит в тупик. По его оценкам событий 20 июля, путч представлял собой лишь попытку правящего класса Германии избавиться от своей преторианской гвардии. Для того чтобы избежать революции, которая все равно неизбежна, они однажды сами призвали этих людей, чтобы затем стать их пленниками. Теперь по приказу королей тяжелой промышленности генералы собирались свергнуть Гитлера, чтобы расчистить себе путь к капиталистической демократии. Доказательства: устойчивые позиции, которые занимали в промышленности родственники Вицлебена, а также попытки заговорщиков установить контакты с западными союзниками.

Хернштадт пошел в своих заключениях дальше и пришел к тому, что неудача путча дала Гитлеру возможность продолжить войну, в которой он растратит все силы, которые можно использовать на то, чтобы сдержать наступление коммунизма в Европе. Западные державы думают, что Германия и Россия уничтожат друг друга, после чего они останутся победителями в этой войне. Например, Черчилль раз за разом саботировал открытие второго фронта в Европе. В 1943 году западные союзники начали наступление в Африке и Италии, а не во Франции, в надежде закрепиться на Балканах и не пустить туда Советский Союз. Но это привело к обратному результату. Это облегчило Гитлеру оборону Европы и продлило войну, одновременно дав Красной армии время на выход в Центральную Европу. И лишь когда стало ясно, что уже в этом году Советский Союз выйдет к границам Германии, Запад решился нанести решительный удар в Европе, несмотря на то что Германия по сравнению с прошлым годом стала сильнее. Если бы путч 20 июля удался, то все эти просчеты и их последствия оказались бы сглажены, а западные союзники получили бы неожиданный щедрый подарок. В то же время его провал ускорит приход коммунизма в Европу.

Возможно, этот анализ Хернштадта и верен. Я никогда не понимал, почему второй фронт не был открыт давным-давно. Еще весной 1942 года все штабы во Франции ежедневно с беспокойством ожидали высадки, настолько слабой была там наша оборона. К 1944 году позиции наших войск, конечно, успели укрепить, и, как было ясно из рассказов пленных, в 1944 году мы имели здесь гораздо более сильную группировку, чем в 1943 году. И все же злорадствовать по поводу неудачи путча только потому, что это облегчит путь коммунистам, на мой взгляд, было уж слишком.

Я спросил Хернштадта, как он может быть уверен в том, что заговорщики не привлекли в свои ряды представителей старого рейхсвера, которые всегда призывали к сотрудничеству с Россией. Он напустил на себя таинственный вид, но ничего не сказал. Потом я спросил его об отношении к Национальному комитету, который призывал как раз к акции, подобной путчу 20 июля.