Дневник - [14]

Кто– нибудь вообще отдает себе отчет, почему ему что-то нравится?

Почему люди что-то делают?

Там, в галерее, где подглядывали ее друзья, должна была висеть и картина Питера, так что Мисти согласилась:

– Ну. Покажи мне свое настоящее искусство.

А Питер сербнул пива и вручил пластиковый стакан ей. Сказал:

– Помни. Ты обещала.

Он схватил двумя руками полураспущенный подол свитера и потянул его вверх. Подъемом театральной кулисы. Как занавес. Под свитером показался его впалый живот с произрастающей посередине дорожкой волос. Потом пупок. Показались волосы, торчащие в стороны между двух розовеющих сосков.

Свитер приостановился, укрыв лицо Питера, и один сосок вытянулся за кончик далеко от груди, красный и заскорузлый, прицепленный к изнанке старого свитера.

– Смотри, – произнес изнутри Питеров голос. – Брошка заколота сквозь сосок.

Кто-то коротко вскрикнул, и Мисти рывком оглянулась на друзей. Пластиковый стакан выскользнул у нее из рук, шлепнувшись на пол с пивным взрывом.

Питер опустил свитер и напомнил:

– Ты обещала.

Это была она. Ржавая булавка входила в сосок с одной стороны, пробивала под ним дорогу и торчала из другого края. Кожа вокруг нее измазана кровью. Слипшиеся и прилизанные от засохшей крови волосы. Это была Мисти. Кричала она.

– Я каждый день прокалываю новую дырку, – сказал Питер, нагибаясь за стаканом. Пояснил:

– Так я каждый день чувствую свежую боль.

Теперь, если присмотреться, было видно, что свитер вокруг брошки присох и потемнел от пятна крови. Хотя, дело-то было на худфаке. Она видела вещи и похуже. А может, нет.

– Ты, – сказала Мисти. – Ты псих.

Без причины, быть может, из-за потрясения, она засмеялась и пояснила:

– В смысле – ты монстр.

Ее ноги в сандалиях липли и хлюпали от пива.

Кто знает, почему нам нравится то, что нравится.

Мисти оглянулась на друзей, а те смотрели на нее, подняв брови, и были готовы прийти на выручку.

А она глянула на Питера и представилась:

– Меня зовут Мисти, – и протянула руку.

А Питер, медленно, не отрывая взгляда от нее, потянулся и отщелкнул булавку под брошкой. По его лицу пробежала дрожь, каждая мышца на миг напряглась. Его глаза плотно зажмурились, покрывшись морщинками, и он вытащил булавку из свитера. Из собственной груди.

Из твоей груди. Испачканной твоей кровью.

Он защелкнул булавку и положил брошку ей на ладонь.

Он спросил:

– Так ты выйдешь за меня?

Он сказал это как вызов, будто затевая драку, будто швыряя перчатку к ее ногам. Как посягательство. Дуэль. Его глаза обшарили ее всю, – прическу, грудь, ноги, руки и ладони, будто Мисти Клейнмэн была всем, что оставалось ему в жизни.

Дорогой милый Питер, ты чувствуешь?

И маленькая дурочка из трейлерного парка взяла брошь.

3 июля

ЭНДЖЕЛ КОМАНДУЕТ СЖАТЬ руку в кулак. Говорит:

– Вытяните указательный палец, как если бы хотели прикоснуться к кончику носа.

Берет руку Мисти с вытянутым пальцем и держит ее так, чтобы кончик пальца слегка касался черной краски на стене. Водит ее пальцем так, чтобы тот повторял след, нанесенный черной краской из баллона, обрывки предложений и каракули, кляксы и потеки; и Энджел спрашивает:

– Что-нибудь ощущаете?

Просто на заметку: они, мужчина и женщина, стоят рядом в темной комнатушке. Они пробрались сюда сквозь дыру в стене, а снаружи ждет хозяйка. Просто чтобы в будущем ты знал этот факт – на Энджеле облегающие штаны коричневой кожи, которые пахнут как обувная вакса. Как кожаные сиденья машины. Как пахнет пропитанный потом кошелек, извлеченный из заднего кармана после дневных разъездов в машине. Запах, который Мисти притворялась, будто терпеть не может – вот как пахнут его штаны, прижатые к ней.

Каждые две секунды стоящая снаружи хозяйка пинает стену и требует:

– Вы мне можете сказать, что вы двое там затеяли?

Погода сегодня солнечная и теплая, присутствуют рассеянные облачка и заявление какой-то хозяйки с Плизент-Бич, мол, обнаружилась ее пропавшая обеденная ниша, и кое-кому лучше бы прийти увидеть это немедленно. Мисти позвонила Энджелу Делапорту, и они встретились на палубе парома, чтобы ехать вместе. Он принес фотоаппарат и сумку, набитую пленкой и объективами.

Энджел, если ты помнишь, живет в Оушн-Парк. Вот подсказка: ты замуровал ему кухню. Он говорит, что твое написание букв "м", при котором первый изгиб выше второго, показывает, что ты ставишь собственное мнение выше общественного.

А то, как ты выводишь прописные "п", отчеркивая последним штрихом низ изгиба, говорит о том, что ты никогда не ищешь компромиссов. Это графология, и эта наука не врет, говорит Энджел. Увидев слова в своей пропавшей кухне, он попросил осмотреть другие дома.

Просто на заметку, он утверждает, что твое написание прописных "д" и "у", с уклоняющимся влево нижним завитком, показывает, что ты очень привязан к матери.

А Мисти сказала ему – да, с этим он угадал.

Они с Энджелом приехали в Плизент-Бич, и парадную дверь открыла женщина. Она оглядела их, отклонив голову так, чтобы смотреть вдоль переносицы, выпятив подбородок и плотно сжав губы, сжав каждую мышцу в уголках рта, каждый жевательный мускул, в маленький кулачок, и произнесла:

– Питеру Уилмоту лень здесь показаться?