Дневник - [4]
Но вернемся к судьбе К. В. Островского. В 1928 году он недолго служил в отделе по снабжению ОГПУ. В 1929-м стал консультантом и техническим руководителем литейного цеха экспериментальных мастерских Бюро изобретений при Русском техническом обществе. В этом же, 1929-м, году его арестовали, и на этот раз надолго. Он проходил по делу сотрудников Русского технического общества. Островского обвинили в экономическом шпионаже и в связях с расстрелянным несколько месяцев назад профессором П. И. Пальчинским. Коллегия ОГПУ предъявила Пальчинскому обвинение в руководстве заговором, вредительстве на железнодорожном транспорте и в золото-платиновой промышленности и приговорила к высшей мере наказания. В фонде С. К. Островской сохранилось письмо к ней А. И. Солженицына от 18 мая 1969 года[23]. Солженицын писал, что из достоверных источников ему известно о ее знакомстве с Пальчинским и его семьей и что он просит сообщить ему все сохранившееся в памяти о них. Ответное письмо С. К. Островской обнаружить не удалось.
В 1929 году Островская сама два месяца провела в доме предварительного заключения. Возможно, ее арестовали в связи с делом отца. Софью Казимировну вскоре освободили, а К. В. Островского приговорили к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Будут Соловки, Беломоро-Балтийский канал, Ухт-Печера, возвращение в Ленинград, скитания, новый арест, лагерь за Уралом. След Островского затерялся во время войны где-то в Чибью…
Единственным добытчиком средств к существованию для семьи осталась С. К. Островская. Она, как правило, нигде не служила. В домовой книге против ее имени написано: «Живет литературным трудом»[24]. В разные годы она по договору оформлялась переводчиком (свободно владела французским, английским, польским) в разные учреждения: на завод «Светлана», в Институт Арктики, в университет, в Институт водного транспорта, в Аэрологический, Физиологический, Зоологический, Онкологический институты. Лишь некоторое время С. К. Островская была на постоянной должности переводчика в Гидрологическом институте.
Она имела репутацию квалифицированной переводчицы технических текстов, а также переводчика-синхрониста. Ее приглашали для работы на Иранский конгресс, на IV Гидрологическую конференцию Балтийских стран. Не стоит забывать: на международные конгрессы и конференции такого уровня допускались только такие переводчицы, которым органы имели основание доверять.
Однако в марте 1935 года опять был недолгий арест. Потом снова – физиология рыб, высшая математика, конвекционные токи. Заказов на литературные переводы не было. Частные уроки французского очень утомляли. В Торгсин ушли кольца, серьги, броши и т. д.
В самом конце войны Островская выполняла функции консультанта по работе с молодыми авторами в «Ленинградской правде». Писала сама стихи, эссе и романы, убеждая себя на страницах своего дневника: «Но все-таки когда-нибудь в советскую литературу я войду. Мне есть, что сказать» (запись от 24 января 1936 г.).
Этого не случилось. Ее поэтические переводы с французского и польского так и не были напечатаны. Если и выходили переведенные ею научные тексты, то без указания фамилии переводчика. Удалось обнаружить одну публикацию перевода Островской на английский – фрагмент поэтического цикла Анны Ахматовой «Cinque»[25]. Единственное, что из ее собственного творчества появилось в печати, это статья в «Ленинградской правде», написанная в лучших традициях советской журналистики: «Гений Великого Маршала товарища Сталина и блистательные победы Красной Армии уводят фронт все дальше и дальше от Ленинграда…» Там же о ленинградской блокаде пустыми трескучими словами: «Высокий и суровый пафос героической эпопеи Ленинграда…»[26] Известно, что готовила Островская по заказу газеты несколько статей, но опубликована была только эта, ничем не хуже и не лучше той, что осталась в машинописном виде в ее архиве: «Пройдя великими путями побед, стоя у ворот Берлина и на выходе к Адриатике, Красная Армия знает, чей гений и чья мысль окрыляли ее»[27].
К середине 1940-х годов С. К. Островская сумела стать своим человеком на вечерах и банкетах в Доме писателя.
Замуж Островская не вышла, хотя всегда пользовалась у мужчин успехом. В ранней юности это были знакомые мальчики и отставной генерал-майор, бывший петроградский полицмейстер князь Ф. А. Арутюнов. В 1921-м – комиссар Мурманской железной дороги И. Артемов. В 1922-м – писатель Е. Замятин. В 1930-е – крупный ученый, разработчик ракетных снарядов Б. С. Петропавловский, профессор-востоковед А. Калантар. Из дневника Островской узнаем и о тех, с кем у нее был легкий флирт, и о тех, к кому она сама была особо расположена. Но И. А. Боричевский еще в 1927-м записал в своем дневнике: «У Гинечки [имя, производное от слова «герцогинечка»] органическое отвращение к половой проблеме. Страшное вытеснение. Не отец ли тут причиной?»[28]
В разные годы своей жизни С. К. Островская общалась с выдающимися людьми, упомянутыми выше: Е. Замятиным, Б. Петропавловским, А. Калантаром, И. Гревсом, а также с этнографом А. Миллером, географом Ю. Шокальским, писателем Г. Гором, переводчиком Т. Гнедич, поэтом Анной Ахматовой.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.