Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [69]

Едва ему донесли, что неприятель подступает к городу, как он быстро вышел из дому, где квартировал, и, расталкивая окружавшую его в полном смятении толпу, бросился в сторону, совершенно противоположную, как бы желая спастись один, предоставляя судьбе озаботиться о всех нас. К счастью, все дело было в том, что при данных обстоятельствах понадобилось только перенести немедленно главную квартиру в одно из кафе, находящихся по дороге в Ковно, на расстоянии ружейного выстрела от ворот города. Офицеры разошлись по всему городу, давая приказ всем стоявшим в нем войскам выступить.

Императорская гвардия и части других отрядов собирались понемногу и располагались лагерем перед самым жилищем короля.

К крайнему сожалению, этот переполох вызвал необычайную тревогу. Исчезли всякое доверие и всякая дисциплина.

Вечером все было покойно, и Бертье воспользовался этим, чтобы изготовить все инструкции. Только в 11 часов вице-король, в сопровождении всего нескольких солдат, которых он едва мог собрать, поехал к неаполитанскому королю.

Все улицы были завалены пьяными, спящими и мертвыми. Дворы, галереи и лестницы всех зданий были полны людей, и никакие крики, никакая команда не могла принудить их к послушанию.

ГЛАВА XXVI То, что осталось от итальянской армии

Еве, 10 декабря. В четыре часа Мюрат выступает, и все войска идут по Ковенской дороге. В течение ночи многие опять побросали свои полки. Несчастные напуганы были ужасами такого беспримерного в летописях военной истории отступления, а кроме того, стали носиться слухи о предстоящих новых страданиях и новых опасностях. Поэтому они дезертировали. Но, чувствуя себя не в силах проводить ночи на биваках в такой смертельный холод, они остались дома в квартирах, где стояли. Императорская гвардия уменьшилась теперь приблизительно до 800 человек.

Баварский отряд и дивизия Луазона, к которым присоединились все депо, составили арьергард под начальством Нея. Весь отряд этот состоял в общем из 2300 человек пехоты и 200 — кавалерии, так что Великая Армия едва доходила до 5000 вооруженных человек, не считая поляков и кавалерии, отправившейся к Олите. Мюрат и Бертье ехали в карете. Евгений, Даву, Лефевр, Мортье и Бессьер, с остатками своих штабов, следовали пешком или верхом.

Вильна, очищенная французами, была благодаря этому захвачена русскими. Пикет из 40 человек французов из 99-го и 113-го армейских полков был забыт на мосту близ Вильны. Капитан Паоло Лапи, ординарец генерала Гратьяна, был послан вернуть их и едва сам не погиб. Его атаковали казаки, бившие и грабившие наших отставших солдат. Лапи сдвинул ряды и со своим крошечным отрядом отбил атаку, выдержав натиск многочисленной кавалерии, и только вблизи Погулянки уже нагнал, наконец, арьергард со своими сорока людьми.

В двух милях от Вильны, по дороге в Ковно, стоит Понарская гора. Там, из-за непредусмотрительности нашего нового начальника, нас опять ожидало бедствие, напомнившее нам катастрофы при Березине и Вильне. Глубокий снег и ледяная кора делали гору неприступной, взобраться туда было невозможно. Цепляясь ногами и руками, солдаты едва держались, а между тем так легко было избегнуть этой опасности, взяв влево, между Вильной и Понарской горой, дорогу на Новые Троки. Эта дорога идет по равнине и по ней через Троки, Еве и Жижморы легко было попасть на большую дорогу между Вильной и Ковно. Это — та самая дорога, по которой итальянская армия двигалась при своем наступлении в Россию. Почему-то не догадались поставить пикеты у подножия этой ледяной горы, чтобы поддерживать порядок в движении экипажей; и в результате все фуры, пушки, багаж, все вывезенные из Москвы и еще остававшиеся трофеи, наконец, экипажи самого императора и вывезенная из Вильны казна — все это сбилось и перепуталось. Пришлось все бросить, да сверх того мы вынуждены были оставить и значительное число раненых и больных офицеров, ехавших до сих пор в своих каретах. Какая жестокая судьба ожидала их! Они поняли, что смерть, давно грозившая им, теперь приближалась, и подходила она как раз в тот момент, когда они считали себя уже спасенными.

Во время этого беспорядка, когда люди давили друг друга, все яснее и яснее слышится канонада со стороны приближающихся русских, направленная на наш арьергард. Ужас охватывает всех, и опять повторяются такие же сцены, как при переправах через Березину и через Вопь.

Позади нас появляется батальонный командир Казанова во главе трехсот тосканцев, выполнявших разные поручения и потому отделившихся от остального войска. Благодаря своей неустрашимости и выдержке своего отряда он пробивается через неприятельские ряды и присоединяется к маршалу.

Не имея достаточного количества сил, чтобы сопротивляться русским, число которых все увеличивалось, и, сознавая полнейшую невозможность перетащить на Понарскую гору все скопившиеся экипажи, Ней дал приказ полковнику Тюренну, камергеру императора, открыть все ящики с казной и разделить деньги между всеми, кто их только захочет.

Всемогущий рычаг всех человеческих деяний, корыстолюбие, сделало свое дело. Забывая опасность, все жадно бросаются к деньгам. Жадность доходит до того, что никто уже не слышит ни свиста пуль, ни неистовых криков казаков, мчавшихся под предводительством четырех русских генералов. Говорят, что казаки, соблазненные видом всего этого золота, стали брататься с нашими