Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [68]

Тяжелобольные полковник Морони и майор Бастида и смертельно раненый майор Маффеи были взяты велитами на свое попечение. Нужно заметить, что вообще офицеры этого полка были необыкновенно дружны и всегда помогали друг другу, доказывая, какие прекрасные принципы товарищества и братской любви сумел им внушить их бывший полковой командир Фонтанели.

Вот, например, случай. Главный хирург королевской гвардии Филиппи сам страдал сильнейшей лихорадкой и вдобавок был изнурен дизентерией. Но, услыхав, как несколько офицеров взывали о помощи, он кидается им на помощь и, не думая о пулях, забывая о неприятеле, помогает раненым, сажает их в кареты и лишь после этого, с большим трудом, нагоняет свой полк; о нем же никто не позаботился во время его переезда. Когда Филиппи, наконец, появился между ними, он был встречен радостными криками товарищей, которые думали, что его уже нет в живых.

Главная квартира Мюрата устроена была в Медниках. Тень «великой армии» перешла через Ошмяны без всяких остановок и не получила даже раздач. Вице-король, окруженный остатками своего войска, расположился в замке Ровно Поле.

Рукойны, 8 декабря. Мюрат и Бертье выступили сегодня в 11 часов утра в Вильну.

Вильна, 9 декабря. Мы стали биваком в Рукойнах, где уцелели лишь несколько разрушенных хижин и где кругом все завалено было трупами. Виктор ввел в Медники остатки дивизии Луазона и неаполитанской кавалерии и соединил свой отряд с солдатами Нея. Когда мы выступили из Рукойн, нам на пути попадались баварские войска, в беспорядке возвращающиеся из Неменчина. Вид их достаточно опровергал ложно пущенный слух о будто бы одержанной ими победе. Во всяком случае надо сказать им в похвалу, что они все-таки сумели удержать несколько пушек; но орудия тащили такие изнуренные лошади, что это, конечно, не могло долго продолжиться.

Трупы неаполитанских велитов, которых всегда можно было распознать по их богатым, совершенно новым одеждам, показывали нам, что здесь проходил император.

Попадались навстречу офицеры и солдаты всех наций, слепые, глухие и безумные; у некоторых из них оказывались отмороженными уши; они жестоко страдали и от боли кусали себе пальцы.

Вильна представлялась нам якорем спасения; мы надеялись, что там мы, наконец, остановимся, отдохнем и наберемся новых сил.

Эти надежды придавали нам бодрости, и лица наши прояснялись. Наконец-то мы достигли этого города, так давно ожидаемого! Люди, экипажи, пушки, фуры, лоша- ди — все это ринулось взапуски друг перед другом вперед и настолько загородило вход, что вскоре образовалась масса, которая не могла продвинуться ни туда ни сюда. Это смятение и беспорядок напомнили нам переход через Березину. Увы! Надо сказать правду, наши способности настолько притупились, что мы машинально следовали за толпой, без всякой попытки отойти хоть на несколько шагов вправо или влево. Потому-то и произошла такая давка у этих ворот, хотя другие проходы были в это время совершенно свободны.

Целых десять часов подряд в сильнейший 28-градус- ный мороз тысячи несчастных солдат, надеявшихся уже найти здесь спасение, были раздавлены или замерзали, как у ворот под Смоленском или на мостах у Березины. Как описать ужас жителей Вильны, все время хранивших у себя в городе все наши вещи, наших раненых и больных, наш провиант и шесть миллионов денег! Они далеки были от мысли, что наши войска могли подвергнуться таким бедствиям. Вначале они смотрят на нас с удивлением, а затем со страхом. Наконец, они поспешно начинают запираться в своих домах и баррикадировать двери и окна. И надо сознаться, что они правильно поступали, так как изголодавшиеся солдаты и даже офицеры, ворвавшись в город, бегали во все стороны в поисках квартир и провианта. Они стучали во все двери, крича: «Продайте нам хлеба! Нам нужно только хлеба!» Всех лавок, кофеен и трактиров оказалось недостаточно для такого огромного количества покупателей, так что они скоро закрылись. Раздраженные голодом, солдаты настойчиво требовали пищи и с бешенством стали ломать двери, другие же с деньгами в руках бежали за евреями, но последние, несмотря на нашу щедрость, не могли удовлетворить всех наших требований. Тяжело было смотреть на отчаяние бедных жителей, потерявших вдруг всякую надежду и дрожавших при мысли о том, что русские вернутся.

Мы узнали, наконец, что предназначенной для итальянского войска квартирой был монастырь Св. Рафаила за Вильной.

Офицеры немедленно разошлись по городу, чтобы собрать солдат, но найти их и распознать было очень трудно под теми лохмотьями и странными нарядами, которые были на них. Интенданты, думая, что мы пробудем в Вильне некоторое время, пытались ввести порядок и очередь в раздаче провианта, а также и остальных, необходимых для войска, предметов.

Эта, при других обстоятельствах, мера разумная и необходимая, в настоящем вызвала только еще больший беспорядок. Солдаты, утомившись ожиданием и предвидя печальные результаты этого замедления, стали громить и грабить склады с запасами сухарей и водки.

Кто мог бы поверить, что Мюрат, несравненный по храбрости солдат, относящийся с полным презрением ко всякой опасности и привыкший с саблей в руках бросаться на неприятельские эскадроны; что, сделавшись главнокомандующим, этот самый Мюрат был настолько подавлен возложенной на него тяжелой ответственностью, что вдруг сделался робок и нерешителен?