Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [5]

Ветеранов тотчас узнаешь по их воинственным физиономиям; слышатся рассказы, как молодые рекруты сплошь и рядом отправлялись из дому жалкими, слабыми, и после одной-двух кампаний возвращались к своему очагу сильными, развившимися, с душой и чувствами старых солдат. Для нас, итальянцев, когда мы оглядываемся вокруг себя, как-то странно видеть, что столько наций вооружились для поддержки одной, ими повелевающей. Мы не можем не думать о нашем античном величии, не можем не сказать себе, что французы лишь подражают тому, что мы уже совершили. Мне вспоминается одно место из Монтескье. «Всего более помогло римлянам, — говорит он там, — сделаться повелителями мира то, что они последовательно сражались со всеми народами земли и умели пользоваться своими завоеваниями для дальнейших завоеваний».

Вступили в Польшу, в Великое герцогство Варшавское; перемена страны отчасти резко бросается в глаза. В Пруссии мы встречали хорошо отстроенные красивые дома, порядок, чистоту и симметрию внутри. Здесь уже самая внешность возбуждает невеселые чувства. Только ступишь на порог какого-нибудь дома, как уж тебя гонит отвратительный запах, несущийся оттуда; внутри такая грязь, что мы тысячу раз предпочтем ночевать под открытым небом.

Жители, хотя давно испытывают столь для них тягостные посещения войск, оказываются, тем не менее, гостеприимными и предупредительными; ушастые грязные евреи являются большей частью нашими новыми хозяевами. Но у нас очень мало времени заниматься ими: мы слишком спешим к Неману.

Берега Немана (без числа). Дороги загромождены массой телег со съестными припасами, но страшная сушь и трудность совладать с быстрым течением в разных местах реки замедляют прибытие барок, которых мы ожидаем; сплошь песчаная почва Польши и наш очень быстрый марш все более и более удаляют нас от телег, которые везут собранный провиант. Солдаты, сперва получившие умеренные порционы, теперь нуждаются во всем.

Малоплодородная почва, слабые урожаи последних лет, в частности, жалкий урожай текущего года — все это делает страну бедной и не позволяет ей доставлять средства для пропитания столь многочисленной армии. Добывать для солдат пищу предписано с соблюдением человеческого отношения к жителям, но крестьяне видят одно — что у них отбирают накопленное ими. Хотя им и обещают уплатить стоимость взятого, они не слушают уговоров. Только слезы, жалобы и проклятия со всех сторон! Они скоро начинают нас ненавидеть.

Но как поступить? Крестьянин не виноват, но не виноват и солдат; интересы первого нарушены — он боится, что после того, как его ограбили, голод заберется к нему под кровлю; второй подчиняется властной необходимости.

Было бы несправедливо обвинять здесь в непредусмотрительности вождя армии. Так как мы двигаемся в страну, которую нужно завоевать, и отделены от нее всего лишь несколькими переходами, провиант неизбежно должен идти за нами, а не впереди.

Преграды, задержки были предвидены, но препятствия, которые мы встречаем на каждом шагу, выше всяких сил человеческих; что же тогда?

Надо же как-нибудь продержаться в данный момент, а затем надо стремиться к главной цели, т.е. нагнать врага, обрушить на него колоссальную массу людей, одержать решительную победу и заключить славный мир.

Нет сомнения, что мы сейчас близко от неприятельской армии. Поэтому, конечно, и она, и мы нетерпеливо ждем сигнала к началу враждебных действий. Но, по всей вероятности, русские думают, что мы гораздо дальше от них, чем на самом деле.

Прены близ Немана, 30 июня. Пройдя через лес, мы вдруг видим реку и подходим вплотную к ее берегу. Тут мы застаем вице-короля, герцога д’Абрантес, и штаб, занятый наблюдением за постройкой моста. Артиллерия королевской гвардии заняла позицию на холме, доминирующем над противоположным берегом. Постройка моста окончена, и первые дивизии переходят по нему в самом строгом, молчаливом порядке.

Остальная армия становится лагерем на холмах и в соседнем лесу. Вице-король, в ожидании немедленного наступления неприятеля, запретил зажигать костры. Мы расположились биваком на отведенных участках, готовые к первой тревоге. От нетерпения, сырости, холода, глубокой ночной темноты время тянется долго; вот, наконец, и желанный рассвет. Никогда еще войска не строились в ряды с такой торопливостью и оживлением.

Правый берег Немана, 1 июля. Королевская гвардия, за которой следует дивизия Пино, т.е. всего 25 000 итальянцев, переправляются через реку в присутствии вице-короля; несутся непроизвольные восклицания, но маневр выполняется в том же самом порядке, с такими же дисциплиной, выдержкой и пылом, как если бы это был парад в Милане перед дворцом принца в праздничный день.

Нам говорят, что вице-король был вчера уведомлен, будто бы от 30 до 40 тысяч русских угрожают нашему левому флангу. Видели также отряд казаков со стороны Стоклишек. Мы не имеем никаких известий об армии Наполеона[2], и в ожидании возвращения адъютанта Батталья, посланного за инструкциями в главную квартиру, предосторожности удваиваются. Мы располагаемся лагерем на высотах, господствующих над правым берегом Немана.