Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [40]

Москва, 13 октября. Со дня на день ждем подтверждения наших ожиданий. Начинают уже спрашивать друг друга, по какой дороге пойдем обратно; по той ли, по которой пришли, или двинемся на юго-запад? В Смоленск послан приказ — никого более не пропускать в Москву, за исключением офицеров Главного штаба, имеющих специальные поручения, курьеров и эстафеты. Из маршевых полков, из некоторых разрозненных отрядов, из оторвавшихся от своих частей, из вышедших из госпиталей сформировали дивизию в 12 000 человек пехоты и 4000 кавалеристов; к ним присоединили 12 орудий; эта дивизия должна стоять наготове, чтобы по первому сигналу двинуться в путь.

Генерал Бараге д’Ильер получил приказ идти в Смоленск, принять там главное начальство и устроить в Ельне продовольственные магазины.

С другой стороны, я узнал, что Жюно получил секретный приказ сжечь ружья, находящиеся в Колоцком монастыре, взорвать артиллерийские подводы, которые нельзя с собой захватить и, наконец, принять все необходимые меры для эвакуации страны, занятой его войсками.

После нескольких прекрасных осенних дней, необыкновенно жарких, погода резко переменилась и наступили холода. Сегодня выпал первый снег.

ГЛАВА XVI Оставление Москвы

Москва, 14 октября. Лошади императора отправились третьего дня вечером по неизвестному назначению. Все повозки нагружены съестными припасами. Генерал Борелли, адъютант неаполитанского короля, возвратился вчера к нему с секретными приказаниями императора[18]. Что касается старой императорской гвардии, то она готова уже к пути, точно также и молодая гвардия с двумя артиллерийскими полками.

Офицерам, имеющим лошадей больше, чем то предписывает регламент, приказано продать лишних лошадей в артиллерию и в обозы. За них платят смотря по качеству, по соответствующему тарифу. Но и эти лошади почти не в лучшем состоянии, чем другие; во всяком случае они представляют скудный ресурс.

Послан приказ в дивизию Дельзона итальянской армии, расположившуюся в Дмитрове. Ей предписано очистить этот город и стать в тыл Москве. Вчера Наполеон снова отправлял к Кутузову своего адъютанта Лористона.

Москва, 15–16 октября. Император дал приказ расположенному в Черной Грязи итальянскому отряду вернуться в Москву, оставив там одну кавалерию. Дивизия Бруссье, драгуны королевской гвардии, стоявшие вдоль Смоленской дороги, отправляются к Фоминскому.

Москва, 17 октября. Сегодня генеральная раздача по всей армии: раздают кожаную одежду, белье, хлеб и водку. Разумная мера, которая принесла бы большую пользу, если бы принята была несколько раньше, но теперь слишком поздно. Солдат выбрасывает все, чем он не может воспользоваться сейчас же; к тому же теперь он чересчур и без того нагружен, и я очень боюсь, как бы вся нынешняя раздача не оказалась брошенной на ветер.

Выступление из Москвы, 18 октября. Мы расставлены в боевом порядке на первой Кремлевской площади, — несколько батальонов императорской гвардии, королевская гвардия и дивизия Пино. Император произвел нам смотр. Смотр продолжался около двух часов. Собирались приступить к раздаче наград, до которых так лакомы войска, как вдруг показался адъютант Мюрата Беранже с тревожным видом, с исказившимися чертами.

Смотр прекращается. Император уходит в покои Петра Великого. Через минуту мы получаем приказ возвратиться на наши прежние квартиры и приготовиться к немедленному походу. Очевидно, прощай последние надежды на мир! Мы все еще будем игрушкой в руках Кутузова, и вот теперь наступает зима, а мы на русской почве, где повсюду царствует одно лишь опустошение[19].

Мы спешно возвращаемся на наши квартиры, складываем свои парадные мундиры и с удовольствием надеваем походное платье. Все настроение совершенно переменилось; на всех лицах сияет радость. Одно только огорчает нас: нам приходится оставить наших товарищей, которые не могут идти. Многие из них собирают все свои силы, чтобы попытаться идти за нами. В 5 часов мы с барабанным боем, с громкой музыкой проходим по улицам Москвы... Москва! Так страстно хотелось нам в нее попасть, но уходим мы отсюда без сожаления. Мы думаем только о родине, об Италии, о наших, которых мы увидим теперь, после такой славной экспедиции.

Мы в последний раз смотрим с Кузнецкого моста на Кремль и на уцелевшие от огня красивые постройки на берегу Москвы-реки. Войска, нагруженные добычей, выходят, наконец, из пределов Москвы и выступают на Калужскую дорогу. Молчание скоро прерывается, и дорогой начинаются песни, начинаются рассказы. Радость общая, этапы проходятся весело.

Калужская дорога, 19 октября. Мы располагаемся лагерем вдоль Калужской дороги на большом протяжении в следующем порядке: итальянская армия составляет авангард, затем следует Даву, императорская гвардия и, наконец, в арьергарде корпус Нея. Маршал Мортье, молодая гвардия, спешенные и разбитые на батальоны кавалеристы временно остаются в Москве. Император перенес вчера вечером свою главную квартиру на Коломенскую заставу.

Около Игнатова, 20 октября. До нас начинают доходить подробности поражения, нанесенного русскими Мюрату. Хотя оно и оказалось, благодаря доблести французских и польских войск, частичным, но все же мы видим отсюда, что русские решили продолжать кампанию. Следуя по Калужской дороге через Боровск и Малоярославец, мы имеем, быть может, шансы обойти русскую позицию при Тарутине. Но надо спешить, надо достичь Калуги раньше их. К несчастью, нам нужно еще соединиться с расстроенными войсками Мюрата. Говорят, что вчера вечером император перенес главную квартиру в Троицкое, возле деревни Вятутинки, где он встретится с неаполитанским королем.