Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [26]

Шрифт
Интервал

Артиллерия и пехота неприятеля, остававшиеся в лесу во время стычки, прикрывали отступление кавалерии и пытались задержать наше движение; но, несмотря на все препятствия, мы соединились с авангардом центрального отряда.

Соединенная армия стала лагерем вокруг одной деревни — Гриднева. Итальянская армия расположилась биваком перед другой.


В виду Валуева, 5 сентября. Сегодня на заре мы выступили в поход в обычном порядке; мы шли по кровавым следам войск Коновницына. При выходе из леса, запруженного казаками, обращенными в бегство итальянской кавалерией, мы прошли несколько деревень, опустошенных русскими. Разорение, которое оставляли за собой эти татарские орды, указывало нам дорогу. Подойдя к склону холма, мы увидали на одной из возвышенностей несколько их эскадронов, развернутых в боевом порядке вокруг прекрасной усадьбы, возвышавшейся над всей местностью. Вице- король тотчас отделил легкую кавалерию авангарда, и она, несмотря на трудности пути, вошла на возвышения в прекрасном порядке. По мере того, как она подвигалась вперед, враг отступал.

По другую сторону холма легкая артиллерия гвардии, которая успела построить батарею в несколько орудий на террасе господского дома, послала им вдогонку несколько пушечных выстрелов затем лишь, чтобы заставить их только ускорить шаг. И мы видели, как длинные ряды неприятельских колонн удалялись, прогоняемые нашим авангардом; видели, как они взобрались потом на возвышенность, стоящую в полумиле от нас.

Трудно представить себе окружающую нас картину опустошения. Ни травы, ни соломы, ни деревца; нет ни одной деревни, которая не была бы разрушена вконец. Невозможно найти в них хоть сколько-нибудь пищи для лошадей или съестных припасов для себя, ночью нечем поддерживать огонь. Одно только притягивает к себе наше внимание в этой печальной и жалкой картине, это — Колоцкий монастырь, который сам по себе составляет целую деревню. Он находится в трех верстах от Гриднева и в полуверсте от речки Колочи, протекающей направо от него. Построенное во времена готов, это сооружение часто служило цитаделью во время междоусобных войн, да и до сих пор оно окружено траншеями.

На первый взгляд, этот огромный монастырь, снизу поднимавшийся перед нами, производил впечатление города. Разноцветные крыши его блестели под лучами солнца. Наша кавалерия торопилась и на бегу своем поднимала густые облака пыли. Это было полным контрастом печальному и безжизненному виду, окружавшему нас. Было два часа дня. Одни только авангарды медленно подвигались. Итальянская армия остановилась и выстроила свои батальоны колоннами на нескольких возвышенностях.

Вице-король после прогулки некоторое время прохаживался по террасе господского дома, а затем направился к авангарду, сопровождаемый гвардейскими драгунами, между которыми было и несколько стрелков; он обозревал русские позиции. Только что он прибыл туда, как подъехал император; они долго беседовали вместе, осматривая окрестность. Затем, сделав необходимые распоряжения, император ускакал галопом, чтобы присоединиться к корпусу, с которым он шел. Вице-король, не покидая занятого им холма, разослал своих адъютантов с приказаниями снова продолжать движение.

Мы — среди песков, с длинными рядами ив и кустарника по сторонам; за ними скрывается Валуево, где император устроил свою главную квартиру. Только что мы расположились в нашем лагере, как перед нами открылось грандиозное зрелище: русские, стоящие лагерем на возвышении в форме амфитеатра, зажгли массу огней, которые в целом образовали большой полукруг. Огни отбрасывали яркий отблеск на горизонт и производили поразительный контраст с нашими, слабо мерцавшими кострами. Дело в том, что мы в совершенно незнакомой местности, ничего у нас не приготовлено, и в топливе недостаток. То немногое, что мы находим второпях и в потемках — мокро и сыро. Наши огни поэтому не только не сияют, но они распространяют вокруг нас облака густого черного дыма и отбрасывают во мраке лишь бледный отсвет. Одни стараются как-нибудь устроить себе шалаши из листвы, так как погода суровая. Другие сидят вокруг котлов и присматривают за своим скромным ужином. Те, у кого есть ржаная мука, готовят род теста, который зовут, не знаю почему, пульта. Около полуночи начинает накрапывать мелкий холодный дождь при сильном ветре, и очень скоро наш лагерь становится сплошной топью.

На заре мы с радостью узнали, что русская армия осталась на своих позициях: мы смотрели, как они окапывались.

Император сам поехал под выстрелы батарей обозревать передовые посты. Почти весь день, как с той, так и с другой стороны, прошел в разведках и приготовлениях.

Тишина нарушалась время от времени или пушечными выстрелами, или перестрелкой на аванпостах. Впереди нас на возвышении выставлена батарея из 12 орудий, взятых из итальянских резервов. И хотя Колочу можно почти всюду перейти вброд, было все-таки построено два моста с одного берега на другой.

Около полудня мы заметили в русском лагере необычайное оживление, затем наступила полная тишина, потом снова слышались крики. Было ясно, что вся русская армия была на ногах и под оружием. Без сомнения, там происходил смотр или читалось воззвание к войскам. У нас, увы! никакого смотра, никакого развлечения. Чистили одежду и оружие, так как был отдан приказ назавтра надеть парадную форму. Лишь бы только неприятель не воспользовался ночью для отступления! Но в этот вечер огни его еще ярче, чем накануне. Хотя ведь под Витебском он сыграл с нами такую шутку. Так прошел в ожидании весь день 6 сентября.


Рекомендуем почитать
100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Жизнь с избытком

Воспоминания о жизни и служении Якова Крекера (1872–1948), одного из основателей и директора Миссионерского союза «Свет на Востоке».


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.