Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - [24]

Шрифт
Интервал

.

Скоро наступила изнурительная жара. У солдат на уме было только одно: найти источник, чтобы утолить жажду. Царит невыразимый беспорядок: вновь прибывающие пробирались между ног тех, которые пришли первыми; были такие, что бросали свои котелки через головы впереди стоящих, лишь бы получить хоть немного илистой воды; ссорились, доходили и до кулачных расправ. Сам вице-король принужден был утолить жажду этой мутной водой.

Наконец, мы подошли к Вязьме. Несчастный город был еще в пламени. После Витебска, кажется, это была наиболее красивая местность. В городе, расположенном по обоим берегам Вязьмы (приток Днепра), было 32 церкви и 1900 домов с населением в 13 000. Но что сталось с его торговлей мукой, мылом и пряниками? Магазины, полные мукой, в огне; да, этот пожар — истинное несчастье для нашей армии.

Мы пересекаем объятый пламенем город и затем занимаем позицию влево от него, где и стоим добрых два часа в ожидании приказаний. Королевская гвардия, расположенная на довольно высоком холме, могла обозревать всю живописную окрестность. Направо от нас разрастался пожар; дальше, впереди нас, слышен был треск сражения авангарда. В этот момент он прогонял врага из деревни Козлове. Затем надвигается новый приток громадных масс кавалерии и пехоты, которые развертывались в полном порядке и становились в линию; беспрерывные разъезды адъютантов; поднятие раненых; повсюду всеобщая деятельность, и в короткие минуты отдыха еда на свежем воздухе или расстановка бараков в надежде провести в них ночь. Ничто не ускользнуло от наших взглядов с нашей обсерватории.

После двух часов ожидания явился, наконец, адъютант с приказанием нам вновь перейти один из рукавов Вязьмы и отправиться в Новое по Сычевской дороге. Но берега этого потока были так болотисты, что мы вязли в грязи и двигались поэтому очень медленно. Сами мы шли на другой берег по небольшому мосту, но для переправы артиллерии пришлось устроить плоты из больших бревен. Но всюду одна и та же неудача! В деревне Новое, над которой возвышался прекрасный господский дом и красивая церковь, все уже было уничтожено и разграблено казаками. Барский дом занял принц. Королевская гвардия и 14-я дивизия, вытянувшись в колонну, расположились биваками, соблюдая по возможности изящную симметрию, по левую сторону дома против Сычевской дороги. Артиллерия была расположена на удобной позиции, вблизи от тех больших дорог, откуда мог прийти неприятель.


Новое, 30 августа. Мы остаемся на наших позициях. Непродолжительный, но сильный дождь освежил немного температуру и уничтожил сильную пыль, которая так надоела во время переходов. В Вязьме нашлись газеты с известиями, что в Петербурге было молебствие по случаю побед, одержанных русскими над нами. Неужели же там до сих пор не знают о разрушении Смоленска и о нашем походе на Москву!


Покров, 31 августа. В момент оставления Нового адъютант императора принес нам инструкции насчет сегодняшнего марша и тех мест, которые должны быть нами заняты. На пути мы встретили две великолепные усадьбы.

Русские, покидая литовские земли, пытались с помощью казаков поджигать всякую деревню или усадьбу. Но, начиная со Смоленска, они, без сомнения, слишком стесненные нашими, довольствовались тем, что обворовывали и грабили лишь населенные пункты, расположенные на почтовой дороге; вот почему им ничего не оставалось, как сжигать города.

Вице-король остановил колонны перед второй из этих усадеб. Офицеры штаба вице-короля, которые туда проникли, рассказывали нам, что внутренность барского дома была, должно быть, богата и красива, насколько можно было судить по тому, что там осталось.

Хорошо распланированный парк с длинными, прекрасными аллеями, беседки, недавно построенные, указывали на хороший вкус и на крупные средства хозяина, но сейчас все носит на себе следы варварского разрушения.

Роскошная мебель, драгоценный хрусталь, вазы из тонкого фарфора — все было разбросано или разбито; дорогие книги валялись на полу. Это место называется Покров, и мы здесь проводим ночь на 1 сентября.


Павлово, 1 сентября. Строгие предосторожности, которые нам были предписаны вице-королем перед переходом через Вязьму, были уместны. Враг, вероятно, близко от нас.

Действительно, сегодня на полпути канонада нашего авангарда известила нас о его присутствии. Кавалерия королевской гвардии шла весь день впереди. Обширная равнина позволила ей растянуться, и, предшествуемая большим числом стрелков, она могла приблизиться к трем казачьим полкам, которые, как казалось, сначала не прочь были поспорить с ней за место. Однако, они скоро отступили, подчиняясь, без сомнения, приказаниям, которые были ими получены. Наш авангард из предосторожности шел почти рядом с авангардом Мюрата, и мы приблизительно в одно время с ним вступили в город Гжатск.

Расположенный по обоим берегам реки того же названия, притоке Вазузы (Вазуза — приток Волги), город этот, как по числу населения, так и по торговле, является самым крупным из всех, лежащих на пути между Смоленском и Москвой. Совсем близко от Гжатска мы увидали верфь, где строились плоские суда. Подобное адмиралтейство в месте, совсем, казалось бы, недоступном для навигации, привело нас в изумление. Но нам сказали, что в период дождей, продолжающийся несколько месяцев, все эти ручьи изобилуют водой. С помощью таких судов гжатские купцы сообщаются с Волгой и Днепром и, следовательно, с Каспийским и Балтийским морями.


Рекомендуем почитать
Жизнь с избытком

Воспоминания о жизни и служении Якова Крекера (1872–1948), одного из основателей и директора Миссионерского союза «Свет на Востоке».


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.