Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2 - [6]

Шрифт
Интервал

Я слышал несколько лет тому назад в приятельской компании рассказ артиста М. М. Климова о том, как еврей рекламировал похоронное бюро. По «четвертому разряду» программа была такая: «погода шкверная, катафалк в одну лошадь, покойник сам правит». А это какой разряд, когда и лошади нет, и покойник не правит, а лежит и бултыхается в своем легоньком гробу на каждом ухабе и при переезде через трамвайные траншеи.

Девятого марта Чичерин получил известие, что японские военные суда подходят к северной части Сахалина с десантом, и послал, конечно, протест, как Японии, так и Антанте.


3/16 марта. Новая сенсация: 13 н/ст. утром в Берлине произошел монархический военный переворот. Войска Морской бригады Эбергарда и Левенфельда двинулись из лагеря в Даберице в Берлин. Восставшие войска заняли правительственные здания. Выпущена прокламация о смене правительства, о роспуске Учредительного собрания, причем адмирал фон-Тирпиц принял звание Имперского Канцлера, а генерал фон-Люттвиц — Главнокомандующего армией. Со своей стороны, Эберт и Носке от имени сверженного правительства выпустили манифест, в котором предлагают трудящимся ответить на государственный переворот — всеобщей забастовкой. Советские газеты не сомневаются, что «Тирпиц будет опрокинут силами пролетариата», а также и в том, что «возвращение к Шейдеману также невозможно».

Красными войсками занят Мурман.

Видел целый воз древесных углей. Спросил цену куля. 1.000 р.

В прошлом году я радовался, что продал свой сюртучный костюм за 1.600 р., а теперь цена за костюм дошла до 75.000 р., портные за одно шитво костюма или пальто берут от 8.000 до 20.000 р. Ботинки поднялись в цене до 20–40 тыс. р. (смотря по качеству). Нам выдают из судоходной лавки понемногу конины, худой как скелет, и дуют за нее 60 р. за фунт. Есть учреждения, раздающие и гусей, по «твердой» цене — 300 р. ф. Видите, как растут даже «казенные» цены!? Стоит тоже записать твердые цены наших дней на мануфактуру: полотно морозовское 18 р. 50 к. аршин, ластик 35 р. 65 к., коленкор 7 р., нансук 12 р. 45 к., бумазея 58 р. 45 к., сукно полушерстяное 136 р. аршин и т. д. Сухаревские цены, конечно, дороже в 20 раз, а то и более.

Из Харькова пишут с восхищением, что там белая булка стоит только 50 р.; я и этим не восхищаюсь, все равно и там, выходит, нельзя просуществовать своей службой.


5/18 марта. Красные войска уже на Кавказе. Армавир, Мин. Воды и Пятигорск заняты ими.

О немецкой «корниловщине» известия очень сбивчивые. Не поймешь еще, что там делается. Последние телеграммы говорят и о том, что «генералы и социалисты столковались», т. е. будто бы старое и новое правительства заключили какое-то соглашение.

Проходил сегодня Тверской, Кузнецким мостом и другими лучшими московскими улицами, и нашел, что они сейчас выглядят хуже, грязнее и безобразнее худших улиц. И две санитарные недели не подчистили их. Около самых шикарных когда-то магазинов горы грязного снега, с которых мальчуганы катаются на салазках, а мы, старички, можем свободно остановиться тут и сделать такое дельце, в предведении которого на заборных углах, бывало, писали: «Здесь останавливаться воспрещается». А под воротами — что там наделано! И это, я повторяю, не где-нибудь, а даже на Петровке, на Кузнецком мосту, при домах союзов и советов, при театрах. И странно: остановишься около таких «распрекрасных» и благовонных мест почитать наклеенную на стене газету (теперь почти невозможно достать газету в свою собственность; их выходит, наверное, очень малое количество экземпляров, а потому они в киосках и у газетчиков расходятся в полчаса, так что я, например, давно уже не успеваю достать газету за деньги и поневоле ищу ее на заборе), читаешь, что говорит Ленин и его ближайшие сотрудники, что «постановляется правительством», Совдепом, что делается коммунистами какие выносятся резолюции, и мог бы уже написать в свои скрижали, что началась жизнь трудовая, мирная и приятная, но зрелище и аромат улицы говорит как раз противоположное.

Столько благих начинаний, столько красивых призывных слов. Кажется, для прекрасной, похожей на Христову, жизни составлена уже чудесная, идеальная пропись: води потихоньку рукой, старайся, не напрягая мозгов, ставить такие же палочки и закругления, как в прописи, и будешь каллиграфом новой жизни, но — нет! большинство из нас мажет только, ставит кляксы, царапает какие-то каракули, и если не весь класс Ленина, то 99 % на третьем году своего образования выше двойки балла не заслуживают. Едва ли товарищ Ленин доволен своей аудиторией, и я думаю, что он наедине с собою или в кругу своих друзей нет-нет да и ругнется, что, дескать, за сволочь наш русский народ!


6/19 марта. На открытии третьего всеросс. съезда работников водного транспорта выступил Ленин и произнес речь, в которой рекомендовал коллегиальное управление транспорта заменять единоличным. Из речи не мешает кое-что записать: «Страна так разорена, бедствия достигли теперь такой громадной силы, — голод, холод и общая нужда, — что так дальше продолжаться не может… Такой зимы, какой была эта зима, вынести больше население не сможет… Тысячи бывших офицеров, генералов, полковников царской армии нам изменяли, нас предавали, и от этого гибли тысячи лучших красноармейцев — вы знаете это, но десятки тысяч нам служат, оставаясь сторонниками буржуазии, и без них красной армии не было бы. И вы знаете, когда без них мы пробовали создать два года назад красную армию, то получилась партизанщина, разброд, получилось то, что мы имели 10–12 млн. штыков, но ни одной дивизии, ни одной годной к войне дивизии не было, и мы не способны были миллионами штыков бороться с ничтожной регулярной армией белых. Этот опыт дался нам кровавым путем, и этот опыт надо перенести в промышленность… Давайте сознаемся откровенно в нашем громадном неумении вести дела, быть организаторами и администраторами.»


Еще от автора Никита Потапович Окунев
Дневник москвича. Том 1. 1917-1920

В своих мемуарах автор воспроизводит картину московской жизни в дни двух революций 1917 года, гражданской войны, новой экономической политики советской власти. Он показывает, как разрушались устои Российского государства: экономика, культура, религия, мораль, быт. «Утомительным однообразием безобразий» считает Окунев то «новое», что входило в русскую жизнь…Воспоминания автора иллюстрируются фотографиями прежней Москвы и ее обитателей.


Рекомендуем почитать
Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.


Господин Пруст

Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.


Бетховен

Биография великого композитора Людвига ван Бетховена.


Элизе Реклю. Очерк его жизни и деятельности

Биографический очерк о географе и социологе XIX в., опубликованный в 12-томном приложении к журналу «Вокруг света» за 1914 г. .


Август

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.


На берегах Невы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скрытые лики войны

В сборник вошли документы, воспоминания, дневники, которые ранее не публиковались по идеологическим, этическим и иным соображениям. Ветеран войны генерал КГБ Н. В. Губернаторов знакомит с архивными документами о борьбе военной контрразведки с германским абвером, об особой команде «Гемфурт», состоявшей из мальчишек, подготовленных для диверсий в тылу советских войск. Ни один из них не оказался предателем. О своей фронтовой юности вспоминает дочь полка Любовь Аветисян, в 14 лет ставшая связисткой; офицер В. Г. Пугаев рассказывает, как и за что его лишили звания и наград.


Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2

Во II томе романа рассказывается о последнем периоде правления испанской королевы Изабеллы II, ее изгнании во Францию и связанных с этим исторических событиях.


Сталинград: К 60-летию сражения на Волге

В сборник вошли малоизвестные воспоминания военачальников вермахта и документы о сталинградской катастрофе. Это протоколы допросов фельдмаршала Паулюса, записки его подчиненного офицера-разведчика Видера, Цейтцлера, Дёрра, директивы за подписью Гитлера и др.После Сталинграда многие офицеры и солдаты вермахта, в том числе и некоторые военачальники, пришли в уныние и стали терять веру в благополучный для фашистской Германии исход войны.Книга уникальна по подбору материалов и дает реальную картину сражения на Волге.


Русский Робинзон

Книга Николая Сибирякова, имеющая документальную основу, написана о жизни и приключениях Сергея Петровича Лисицына. Дерзкий гусар, высаженный на пустынный берег Охотского моря за попытку бунта на корабле, в тяжелых условиях выживания вынужден был пересмотреть свое отношение к жизни. За годы, проведенные в суровом краю, он укрепился в вере во Всемогущего Бога, обрел настоящих друзей, построил храм и доблестно послужил Отечеству, противостоя набегам китайцев. Книга увлекает живописным описанием диких просторов богатейшего края, освоение которого только начиналось, романтикой приключений, темой противостояния сильных духом и верой людей силам стихии, их чувством патриотизма.