Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2 - [11]
Красными взят Дербент.
Английский министр ин. дел лорд Керзон обратился к Чичерину с нотой: просит «во имя гуманности» прекратить войну против крымских берегов, где остались еще деникинцы. Брешь пробита; Антанта, как будто бы, начинает уже мало-помалу признавать советскую власть.
На днях получил от М. А. Гамалей еще два письма. Леля писал ей в декабре из Одессы с канонерской лодки «Грозный». Там есть матрос Константин Александрович Мартинович, сын священника, род. в 1892 г. Вот с ним бы повидаться и расспросить о нашем скитальце.
В пятницу на Пасхе совсем закутили. Были в театре Незлобина, смотрели знаменитую пьесу покойного Вел. Князя Константина Константиновича «Царь Иудейский». Странно даже, что эта пьеса, ставившаяся для Царской Фамилии в Эрмитаже (в Дворцовом), в которой играл Иосифа Аримафейского сам Князь и участвовали в других ролях его дети и приятели, — имеет в наше время такой шумный успех среди новой театральной публики. Конец сезона, пьеса шла сотню раз, обстановка и исполнение средние, а театр битком набит. Что же Луначарский смотрит! Признаться, при всем моем сердечном трепете к священному содержанию пьесы, она не произвела на меня волнующего или захватывающего впечатления. Я ждал чего-то большего. Что же касается музыки к ней, сочиненной А. К. Глазуновым, так она совсем не по сюжету. И она средняя. Выше среднего стихи К.Р., но их лучше читать, чем слышать в передаче Чергонина (Пилата), Волоховой (Прокуллы), Нелидова (Иосифа), Маликова (Никодима) и др. В антрактах наблюдал за публикой. Правда, больше всего молодежь, но какая серенькая по нарядам, по манерам, по говору. Не радует старческие взоры! Что-то угловатое, неизящное, мелкое, непредставительное. Бывало, в театрах смотр красоты, да не какой-нибудь, а московской золотой молодежи, где же «роскошные бюсты», пред которыми, по выражению Щедрина, «каждый прохожий в умилении останавливается». Все жидко, скучно, нездорово! А ведь денег сколько угодно. Мы сидели в третьем ряду бельэтажа и платили за место по 80 р. (Первые ряды кресел расцениваются от 150 до 200 р., ложи от 400 до 1.200 р.) Полбутылки лимонной воды в театре — 75 р., открытка с изображением артиста — 50 р., программа спектакля 25 р.
12/25 апреля. Прошедшая «Фомина» неделя была вся прохладной, но дождей не было, а очень бы надо, и для всходов зелени, и для «промывки» московских улиц, дворов и бульваров. Много еще куч с нерастаявшим грязным снегом, еще больше неубранного мусора, который сжигается там же, где копился, и от этих «жертвенников» несет такой удушающий смрад, что дышать боишься, а самый воздух по времени такой теперь чудесный. Наливались почки, зеленела травка, а сегодня, благодаря потеплению, деревья развернули крохотные молодые листики. Только бы и быть на воздухе, дышать им, но где уж! «Жертвенники» мешают.
Вот еще новая «сухаревка»: принесли счет за электрическое освещение в январе и феврале… на 799 р. 68 к., т. е. по 1 р. 36 к. за гектоваттчас. А бывало-то! За 588 часов, считая по 2,5 копейки, взяли бы только 14 р. 70 к. А стирка белья? Ведь это что-то ужасное! Моей бедной, превеликой труженице супруге пришлось посвятить этому делу целую неделю. Дело осложнялось тем, что вода до нашего этажа не доходит и ее приходится таскать снизу. А когда я было удивился ненужной скупости, т. е. чего бы, мол, не отдать накопившееся белье в прачечную, она назвала меня сумасшедшим дураком и была права, потому что за это удовольствие не хватило бы моего полугодового жалования, ибо тариф в прачечных будто бы такой: за рубашку 150 р., за носовой платок 100. Подумайте! Не за приобретение платка в собственность, а только за стирку его 100 р.!
Выходит, что чистота теперь предмет роскоши, а не необходимости. Значит, надо жить как можно погрязнее!
23-го апреля Ленину исполнилось 50 лет, и по этому случаю газеты переполнены восторженными, верноподданническими и хвалебными статьями, посвященными его жизни и деятельности. Бухарин называет его «величайшим вождем масс», «гениальным тактиком» и «революционным стратегом». Не менее высоко ставят Ленина в своих статьях Троцкий, М. Н. Покровский и все прочие советские писатели. В зале московского комитета на Дмитровке в этот день состоялся особый вечер, на котором самые видные коммунисты еще более славили юбиляра. Был и Максим Горький, который, между прочим, сказал: «Есть люди, о которых трудно говорить, которые, словно гигантские рычаги, поворачивают историю. Таков Христофор Колумб, условно таков Петр Великий. И вот, черты такого типа есть в тов. Ленине. Великий ум его работает не только для нас, но и для всего человечества, да и для всей нашей планеты.» (Вона куда хватил!) А далее: «Образ его внушает мне чувство некоей жути. Много я видел великих людей, видел Толстого… но образ т. Ленина заслоняет их», и т. д. Сам Ленин явился на вечер после юбилейных речей. Что было дальше, мы не знаем, т. е. были ли после «излияний» «возлияния»… Я думаю, что были. Ведь «под луной нового ничего нет»… Наша планета и наш брат русский, что бы там ни делал Ленин, что бы там ни говорил Горький, — не переделаются во веки вечные!
