Дневник моей памяти - [46]

– Никакая не сказка, детство как детство, – шепнул Стюарт мне в самое ухо.

Я вспомнила его дом, полный музыки и книг – для него это не сказка, а обычная жизнь. И вздохнула.

– Ах, если бы у меня было такое же детство, как твое!

– А именно?

Я чуть было не брякнула «богатое», но деньги тут ни при чем.

– Чтобы книги, музыка и философия сближали меня с родителями, а не отдаляли от них.

Я вспомнила книжную полку у нас дома, в гостиной, рядом с телевизором: папины детективы, мамины дешевые журнальчики, детские книги, которые читали нам вслух. Все мои книги просто лежат стопками на полу у меня в комнате.

Да и настоящий оркестр я слышала впервые в жизни. Дело не в том, что родителям не понравился бы оркестр – наверняка бы понравился, – просто он бесконечно далек от их повседневной жизни, так что для них словно не существует. Единственный в их жизни музыкальный ритуал – приводить в порядок счета под Money,money,money. Я невольно улыбнулась, представив эту картину.

– Ты уж мне поверь, на самом деле все по-другому? – снова зашептал Стюарт. – Я тоже мечтаю быть ближе к родителям. Ты не думай, они меня во всем поддерживают, но, на мой взгляд, слишком уж хорошо разбираются в литературе, музыке, писателях. И лучше моего знают, как надо писать книги. – И он невесело засмеялся. – Ну и чем же, скажи мне, удивить столь искушенных людей?

Я опешила от неожиданности.

– Я представляла ваш семейный обед: все сидят довольные за бокалом вина и рассуждают о Кьеркегоре.

– Ха! Лучше представь пустой стол в пустом зале, потому что все разъехались по разным городам.

А ведь правда, вспомнила я. У родителей Стюарта три дома: здесь, в Нью-Йорке и в Индии. Оркестр заиграл ту же мелодию снова.

Стюарт обнял меня за плечи.

– На самом деле я больше всего люблю, когда играют вот так. Когда оркестр сбивается, фальшивит, повторяет раз за разом одно и то же.

Я заглянула ему в лицо.

– Почему?

– Не люблю совершенства. Оно меня пугает.

– А меня – нисколько! – выпалила я.

– Почему? – переспросил Стюарт.

Я вспомнила все свои планы, теперь разрушенные, и сглотнула слезы. Скоро я ему все расскажу.

– Потому что знаю, что его не существует.

Оркестр грянул во всю мощь. Стюарт посмотрел на меня.

– Нынешняя минута – почти совершенство, – сказал он и поцеловал меня в губы, не спеша, со вкусом. Я не знала, что ответить, ведь скоро я стану бесконечно далека от совершенства, сделаюсь неузнаваема.

Стюарту надо строить свое будущее, работать над книгой. Зачем ему рядом человек, который только усложнит ему жизнь и, главное, потеряет себя, прежде чем Стюарт успеет его как следует узнать? В ту минуту у меня не было сил рассказывать ему обо всем, что со мной творилось.

Когда Куп довез меня до дома, я написала Стюарту по электронной почте о болезни Нимана-Пика. И о том, что не еду осенью в Нью-Йорк. И о том, что нам, может быть, лучше не видеться. Жаль, что в Нью-Йорке нам вместе не побыть! Мне даже писать об этом больно. Хочу, чтобы он остался со мной до конца лета, но постараюсь не раскисать и не представлять, как он едет в своем любимом поезде метро через весь город в обнимку с другой девушкой.

И вот что еще: я совсем немного знаю о парнях и о свиданиях, а теперь и о любви мало что успею узнать. Но что касается последних в жизни свиданий, Сэм-из-будущего, мое удалось на славу.

Три новых письма

Боже, Сэмми, что ж ты молчала? Точнее, это была моя первая мысль, но понимаю, наверняка у тебя были на то причины. Что же касается нас с тобой – ты что, смеешься? Разумеется, между нами ничего не изменилось. Я хочу помочь тебе бороться с болезнью. Хочу быть рядом. Ни за что от тебя не сбегу. Когда мы можем встретиться?

У тебя, похоже, выключен телефон, каждый раз попадаю на автоответчик. А если серьезно, то хочу зайти и обо всем поговорить.

Ну вот, ночь напролет читал о болезни Нимана-Пика. Ужас, не представляю, как ты справляешься с этим в одиночку. Хочу помогать тебе во всем. Да, я и сам сейчас в подвешенном состоянии, но я не могу от тебя отказаться. Позвони, как соберешься с силами.

С одной стороны, я порхаю по комнате в нижнем белье с дикими воплями: «АЛЛИЛУЙЯ!» Я хочу просто, черт возьми, РАДОВАТЬСЯ, ведь не все в жизни должно подчиняться законам логики. С другой стороны, Стюарт знаком со мной всего пару месяцев, а уже клянется мне в верности, хотя мог бы спокойно отдыхать все лето, а не возиться с больной девушкой – и это абсолютно нелогично.

Как бы там ни было, через пару часов он придет.

Благодарность

Я открыла дверь, и Стюарт обнял меня, стиснув так, будто я вот-вот улечу.

– Привет! – сказал он, зарывшись мне в макушку.

– Привет! – отозвалась я, и когда мы выпустили друг друга из объятий, заглянула в его влажные, усталые глаза. Видно было, что он не высыпается. – Ты просто чудо, спасибо тебе, – сказала я, и в тот же миг в коридоре что-то звякнуло, послышалась возня.

Очутившись в одной комнате со Стюартом и родителями – причем, заметь, в комнате, где всюду валялись тарелки из-под бутербродов с арахисовым маслом, подушки со всех кроватей, одеяла в хлебных крошках, – я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая озирается, вслушиваясь в непонятный разговор.