Дневник Микеланджело Неистового - [34]

Леонардо по-прежнему продолжает утверждать, что живопись якобы превосходит скульптуру. Эти его идеи известны как мне, так и всем остальным. Его послушать, так я, стало быть, работаю для профанов, а он - для избранных. Чтобы покончить с этой болтовней, я счел самым лучшим принять вызов и посостязаться с ним бок о бок. Вряд ли когда-нибудь представится вновь такая счастливая возможность, и ее нельзя было упускать. Вот отчего я решил поступиться заказом на апостолов, дабы помериться силами с Леонардо на его же стезе. Посмотрим, придется ли ему утвердиться в собственном мнении или он должен будет в корне пересмотреть свои взгляды? Если работа получится такой, какой я ее задумал, он перестанет хвастать и чернить меня во всеуслышание. Среди художников, а также в правительственных кругах всем доподлинно известно, что, говоря о живописи, Леонардо на самом деле имеет в виду только самого себя. Его излюбленная манера философствовать и отстаиваемые им принципы выдают с головой его тщеславное желание считаться эдаким уникумом, творцом от бога. Что касается меня, то я не считаю себя каким-то там полубогом, а работаю порою до ломоты в костях. Но никого не признаю выше себя. Даже тех, кто утопает в роскоши, довольствуясь преходящими ценностями. А тем временем нет конца разговорам о предстоящей росписи зала Большого совета. Все ждут некоего единоборства между двумя враждующими сторонами.

Работа над Давидом еще более закалила меня. Правда, хотелось бы немного отдохнуть, почитать Данте и самому посидеть над виршами, к которым меня то и дело тянет...

При сладком шепоте ручья,

взгрустнувшем под зеленой сенью,

усладу сердцу отыскать...

Но как раз в эти дни мне надлежит подготовить рисунки постамента для статуи Давида. Уже передал два наброска мраморщикам, коим поручена работа.

В монастыре Санта Мария Новелла Леонардо держит при себе портрет жены Франческо Дзаноби. Говорят, работа уже закончена, но сам Леонардо, видимо, придерживается иного мнения. На днях он лишился своего отца Пьеро, но, судя по всему, не очень-то опечален утратой. Его отцу было восемьдесят. Он держал нотариальную контору на улице Проконсоло. Август 1504 года.

* * *

Сегодня Пьеро Содерини призвал меня к себе, чтобы побеседовать о порученной мне работе в зале Большого совета. Предупредив, насколько важен новый заказ и что мне следует неукоснительно соблюдать взятое на себя обязательство, он поинтересовался, как обстоят дела с подготовительными рисунками. Я постарался заверить его, что работа идет неплохо и как раз на этой неделе мне удалось окончательно уточнить детали будущей батальной сцены. Затем он спросил, знаком ли я с неким молодым живописцем, прибывшим на днях во Флоренцию. Нет, пока я ничего не знал о таковом. Тут Содерини принялся расхваливать славного юношу, круглого сироту, тихого и душевного. По его описанию, прибывший к нам молодой человек держится крайне скромно; как бедняк, одевается в черное домотканое платье; с виду хрупок и бледен, но глаза горят живым огнем. Его отец был придворным живописцем и поэтом в Урбино. Юного маркизанца *, которому нет еще двадцати, зовут Рафаэль Санцио. Недавно он вручил гонфалоньеру рекомендательное письмо от герцогини Джованны Фельтрия делла Ровере. Содерини тут же зачитал мне несколько строк из письма и попросил оказать дружеское содействие юному живописцу из Урбино.

* ...юного маркизанца - уроженца области Марка (Центральная Италия), в которую входил город Урбино, где родился Рафаэль.

Признаюсь, пока мне неведомо, каковы его заслуги и почему о нем так печется его знатная покровительница, назвавшая его в своем письме "скромным и воспитанным молодым человеком с добрыми задатками и талантом, решившим пожить некоторое время во Флоренции, дабы поучиться".

- Очень красив этот юноша, - сказал гонфалоньер, улыбаясь. - А уж так учтив, что, право, невозможно не проникнуться к нему симпатией... Ему непременно хочется с вами познакомиться.

По правде говоря, не люблю видеть в мастерской посторонних, да и не особенно верю в ценность "уроков" в искусстве. Но чтобы не расстраивать Содерини, ответил, что охотно познакомлюсь с молодым маркизанцем.

Оказывается, гонфалоньер успел уже его направить в монастырь Санта Мария Новелла, где работает Леонардо. Ему очень хочется посодействовать молодому художнику, которого герцогиня, как она сама пишет в письме, "любит всем сердцем".

"Что до советов и наставлений, - тут же подумал я, - то Леонардо на них никогда не скупится и готов одаривать первого встречного. С ним маркизанец наверняка поладит".

Вскоре гонфалоньер поднялся, и я покинул дворец Синьории. Пока я шел по улице Гонди, у меня из головы не выходил этот юноша из Урбино. Но одна мысль, вытеснив все остальные, заставила меня задаться вопросом: как ему удалось завоевать такую любовь герцогини Фельтрия и расположить к себе Пьеро Содерини? Вероятно, юный маркизанец научился жить, прежде чем появился на свет божий. И все же мне по душе молодые люди иного склада. Учиться загодя житейской премудрости - все одно, что красть ради собственной наживы. Причем я пришел к такому убеждению не сегодня.