Дневник мертвеца - [35]

Мы стояли перед полуразвалившимся двухэтажным зданием весьма плачевного вида. Я видел его прежде, еще в советское время, и уже тогда дом был аварийным. Очень давно, до революции, он служил конюшней местному помещику. Потом его переделали под жилой дом. Кажется, в нем ютились местные жители, работавшие обслугой на здешних госдачах. С тех пор строение почти не изменилось, разве что в окнах не было ни единого целого стекла.

Старший кивнул на ближайший подъезд и сказал, что люди там. Я прислушался, не двигаясь с места. Из глубины дома раздавались какие-то звуки ― едва слышный глухой шум, какой вполне могут издавать люди, находящиеся внутри дома. Я пошел к подъезду, двоица последовала за мной. Мы включили фонари и вошли внутрь.

Дом имел своеобразную форму. Он представлял собой квадрат с внутренним двором; в каждой стороне квадрата имелась арка для доступа к дворовому пространству снаружи. Я никогда раньше не заходил в это здание и не знал, как спланированы внутренние помещения. Крыша была изрядно разрушена и свет свободно проникал в комнаты и коридоры ― фонари не требовались. Я выключил свой и убрал в карман «лифчика». Так было гораздо лучше: держать автомат одной рукой очень неудобно из-за его веса. Мы медленно шли по коридору гуськом; молодой, старший и я. Пол местами провалился; из дыр между сгнившими досками зияла непроглядная чернота подвала. Коридор был завален покрытым пылью и землей мусором: остатками мебели, старыми велосипедами, ржавыми тазами, кусками отвалившихся стен и упавшими с крыши балками.

Внезапно, как это уже случалось со мной прежде, я испытал острый приступ паники. Я почувствовал опасность физически; волосы на моей голове встали дыбом. Явных тревожных признаков не было, но всем своим существом я ощущал незримую угрозу. Я замер на месте и сказал, что дальше не пойду.

Парочка тоже остановилась; вид у них был озабоченный. Я решил, что они тоже что-то почувствовали. Однако, вместо того, чтобы согласиться со мной и поскорее выйти наружу, они наперебой принялись убеждать меня идти дальше, взывая к совести и гуманизму: мол, каждая минута дорога и промедление смерти подобно. Их аргументы имели противоположный эффект. Я понял, что опасность реальна и ее источник ― именно они. Похоже, им все-таки удалось заманить меня в ловушку. Держа обоих на прицеле, я начал медленно пятиться к выходу. Увидя такой оборот, старший демонстративно обиделся. Он заявил, что я жалкий трус, как он всегда и подозревал; и что из-за моей паранойи умрут люди, чего Слава мне никогда потом не простит. Последний довод был неожиданным, но весомым ― мнение Славы значило для меня много. Они продолжали уговаривать меня, заверяя, что снова пойдут впереди, поэтому если какая-то опасность и появится ― а они уверены, что это полная чепуха ― то они встретят ее первыми. Пожалуй, в их словах был резон. Мой разум вступил в борьбу с инстинктом. Скрепя сердце и отчаянно пытаясь подавить страх, я согласился. Мы вновь двинулись вперед; они сказали, что мы уже почти на месте.

На нашем пути возник особенно большой провал в полу. Старший, отступив пару шагов назад, сделал короткий разбег и перепрыгнул его. Так же поступил молодой; на другом краю старший подстраховал его, ухватив за руку. Я прыгнул следом. В это мгновение молодой резко обернулся и, вместо того, чтобы помочь мне приземлиться, толкнул меня обеими руками в грудь. Последним, что я увидел, летя вниз спиной в черную пустоту подвала, была его мерзкая победная ухмылка.

Вместе со мной обрушились прогнившие доски с края провала. Я рухнул, судя по ощущениям, на груду битого кирпича; сверху на меня продолжала падать пыль и мелкий мусор. Когда пыль осела и я смог открыть глаза, то обнаружил, что мне в лицо бьет яркий солнечный свет, проникавший сквозь дырявые крышу и пол прямо в подвал. Я лежал совершенно беззащитный внутри круга из света, а со всех сторон меня окружала давящая сырая темнота. Боясь пошевелиться, я в оцепенении ждал, что случится дальше. Живот свело судорогой в ожидании неминуемой автоматной очереди сверху. Но ничего не произошло: до меня донесся довольный смех и радостные восклицания, а потом удаляющиеся шаги. Они не стали добивать меня; не застрелили и даже не бросили вниз гранату, а просто ушли.

Я ничего не понимал. Однако, следовало выяснить последствия падения. Попытавшись встать, я обнаружил, что кости, кажется, целы. Меня спас набитый аптечками рюкзак, принявший на себя всю силу удара. Если б не он, перелома позвоночника мне бы не миновать. Я ушиб ноги и руки в нескольких местах, на открытых ладонях содрана кожа. Но это мелочи, главное ― я жив и не покалечен серьезно. С остальным можно разобраться потом.

Я с трудом поднялся, опираясь на автомат, как на костыль. Меня слегка подташнивало. Все тело болело, словно меня переехало машиной. Хорошо, что я давно перестал пристегивать к стволу штык-нож; я мог сильно пораниться об него при падении. По-видимому, из-за ушиба голова стала плохо соображать ― я никак не мог понять, в чем же заключался план по моему устранению. Западня устроена идеально, но почему они не довели дело до конца? Однако сейчас это не было главным. Прежде всего я хотел найти выход наверх, на воздух.