Дневник Мелани Вэйр - [16]

Мне хотелось обмануться, отчаянно хотелось ласк, не связанных с болью и увечьями – существа, женщины, которая стала мне близка, как самое себя. И отбросив последние сомнения, поддавшись её уговорам, я потянула вниз тонкую завесу одежд, разделявших нас. Я отдавалась ей с такой страстью, которой раньше не ведала, а после исследовала её тело пальцами и языком, рисуя ведомые только мне узоры и повторяя каждый изгиб, каждую ямочку той, что стала моим спасением. Обессиленные, полные приятной истомы и неги мы заснули ближе к рассвету. Это был последний день, когда взошло мое Солнце.

Донесли ему о нас или нет, мне неведомо. Жестокость всегда была отличительной чертой Господина, и превзойти самого себя ему было трудно.

Что может быть интереснее, чем истязать женщину, терзая её тело и душу? Мучить ту, что дорога ей у неё на глазах или вложить в её руки орудие пытки. Впервые за все время я по собственной воле упала на колени перед Господином, умоляя его пощадить её или убить меня. Я понимала, что моя дерзость лишь распалит его желание и надеялась, что стану ему неинтересна, что не увижу мучений Дэи и не стану для неё обузой и наказанием.

Мои мольбы ничего не изменили. Он брал меня на глазах у Дэи – так грубо и жестоко, как никогда, а Дэю – на глазах у меня, после протянул мне плеть, приказав бить в полную силу. Я швырнула её в сторону, и тогда Господин сделал это сам. Меня держали двое прислужников, потому что я вела себя, как одержимая демонами. Выла, царапалась, кусалась и сыпала отборными проклятиями.

Крики Дэи звучали в моих ушах, сливаясь с моими, а когда я видела багровые полосы на белоснежной коже и брызги крови на покрывалах, ощущение было такое, будто это с меня живьем сдирают кожу. После досталось и мне, но боли я практически не почувствовала: ни от раскаленных щипцов, ни от кинжала, ни от скользкой от крови многохвостой плети. Я впала в некое подобие транса, глядя на неподвижное тело Дэи, потерявшей сознание, и не знала, о чем молить богов или демонов: чтобы она выжила или же наоборот. Я не представляла, как буду жить без неё, но не хотела, чтобы ей снова пришлось пережить подобное.

Меня швырнули в подземелье и заковали в цепи. О Дэе я не знала ничего до тех пор, пока одна из прислужниц, приносящая мне раз в день еду и питье, не смилостивилась и не шепнула, что она умерла той же ночью. Я сползла с подстилки, которая относительно спасала от ледяного холода камней, и забилась угол. Со временем я перестала замечать и дрожь, сотрясающую мое тело. Когда меня по приказу Господина вытащили и отправили наверх, я уже была полностью во власти лихорадки. Мне снова грезились высокие коридоры анфилад Древнего Храма, синеглазый и… Дэя.

Она протягивала руку из темноты – обнаженная, окровавленная, прикрытая только длинными волосами, и шептала: «Пожалуйста… не оставляй меня одну …» Я тянулась к ней, но под моими пальцами полыхал огонь, охватывающий хрупкое тело. Тонкие черты лица искажались, превращаясь в страшную маску, которая затем слезала вместе с кожей. Я кричала в бреду, но мир, в который я возвращалась, был ничем не лучше.

К несчастью, я выжила. Лихорадка ненадолго отступила, но болезнь сказалась на мне не самым лучшим образом: я стала бледной, как молоко, волосы потускнели, от некогда соблазнительного тела остались кожа, расчерченная шрамами, да кости. Я не сомневалась, что скоро лишусь зубов – десны уже начинали кровоточить, и превращусь в смрадный ком гниющей плоти, который живьем закопают в общей яме подальше от дома.

Господин, едва взглянув на меня, лишь сплюнул. Он хотел наказать меня за неподчинение, а болезнь и смерть любимой игрушки не входили в его планы. Гортанная ругань ещё долго разносилась по дому. Он приказал насмерть забить камнями прислужницу, которая недосмотрела, выдать двадцать плетей лекарю, а его нерадивого помощника, который допустил, чтобы со мной случилась лихорадка, повесить вниз головой на солнцепеке.

Мне было уже все равно. Мое Солнце померкло и никогда больше не взойдет. Я знала это так же точно, как и то, что скоро умру. Призрак Смерти маячил надо мной, не желая отступать, он ухмылялся мне, и в полубреду я скалилась в ответ. Сейчас мы были похожи даже внешне: костлявые, изломанные фигуры в черных балахонах, скрывающих уродство не только тел, но и нутра. Я не знала, что стало с телом Дэи – рабынь и наложниц не хоронили отдельно, и лишь мысли о ней всякий раз отзывались в моем сердце болью.

Свернувшись клубком, я тихо выла, желая поскорее умереть, но и этого мне было не дано. Лихорадка не возвращалась, но вместо неё пришел кашель, от которого в груди будто полыхал огонь, а потом я чувствовала привкус крови во рту. Кровь, кровь, кровь – в те проклятые дни она была повсюду, будто единственное доказательство того, что я все ещё жива.

Однажды ко мне вошли прислужницы, которые помогли мне подняться и повели к купальням. За нами следовали два охранца. Увидев свое отражение в воде, больше напоминавшее тень демоницы, я дико, безудержно расхохоталась. Смех мой был настолько неестественен и ужасен, что они отшатнулись, сбившись в кучу. Когда им удалось усмирить свой страх, они рассказали, что от меня требуется.