Дневник матери - [16]

Для получения награды мне надлежало явиться в райисполком по месту жительства. Всем детям очень хотелось присутствовать при этом. Они долго спорили, кому пойти со мной, и решили, что пойдём все вместе.

И вот морозным декабрьским днём, закутанные в шали по самые макушки, в шапках и в шубах отправились мы в райисполком. Всю дорогу ребята оживлённо обсуждали предстоящее событие. Их воображение рисовало торжественные речи, музыку, аплодисменты, которыми я буду встречена при выходе на сцену.

– Мама! А ты приготовила ответную речь? – в тревоге спросила меня Оля.

В действительности всё оказалось суровее, строже. Девушка-секретарь удивлённо вскинула на нас глаза, когда мы, озябшие, закуржевевшие, прямо с морозу ввалились в приёмную. Она попросила нас подождать, так как председатель был занят.

Мы довольно долго ждали в полутёмной приёмной, большой неуютной комнате с одним-единственным окном, возле которого две машинистки в пальто, в перчатках без пальцев с ожесточением стучали на машинках и, переглядываясь, посматривали на нас. Я поняла, что здесь не принято было являться за наградой всем семейством, и чувствовала себя неловко. Дети тоже жались, тихонько перешёптывались и нетерпеливо поглядывали на дверь кабинета.

Наконец, нас пригласили войти. Когда мы вошли в узкую длинную комнату, из-за стола поднялся немолодой, болезненного вида человек с усталыми, покрасневшими от бессоницы глазами.

«От имени Президиума Верховного Совета СССР Указом Президиума Верховного Совета РСФСР…» – точно издалека услышала я.

И торжественные слова эти, произнесённые в обыденной обстановке для меня одной, приобрели особую значимость. Волнение сжало мне горло, душило меня. Вероятно, я при всём желании не смогла бы выговорить и слова.

Закончив речь пожеланием и впредь достойно выполнять родительский долг по воспитанию верных дочерей и сыновей нашей Родины-матери, председатель вручил мне медаль и обратился к ребятам, которые стояли перед ним, вытянувшись, как в строю:

– Поздравляю и вас, дети! Любите, уважайте мать. Гордитесь ею. Помните всегда слова писателя Николая Островского:

«Есть прекраснейшее существо, у которого мы всегда в долгу – это мать!»

Он ещё раз пожал мне руку, пожал каждому из ребят, и мы вышли из кабинета. Девушка-секретарь и машинистки проводили нас сочувствующими взглядами.

Домой мы шли полные противоречивых чувств. Малыши были явно разочарованы будничностью вручения награды. Им жаль было расстаться с мыслью о музыке, играющей туш, об аплодисментах. Лида и Таня считали, что все так и должно было быть, что помпа в данном случае неуместна, потому что она никак не соответствует характеру труда матери – скромного и незаметного. Юра колебался: ему и жалко было расстаться с картиной пышного торжества, какую нарисовало воображение, и в то же время его покорили простота и сердечность слов, сказанных председателем.

Я же думала о том, что предрайисполкома болен, смертельно устал от тысячи дел, которые на него свали ваются ежедневно. Люди хотели жить: есть, пить, работать, иметь жильё, школы для детей, больницы, хотели хорошо одеваться, ходить в кино… И обо всём этом должен был думать хозяин района. До пышных ли речей ему было!

Иван Николаевич с живейшим интересом выслушал наш рассказ о том, как была вручена мне медаль. Но высказать своё мнение воздержался. И только когда мы остались одни, сказал мне:

– А всё-таки, Маша, медаль тебе следовало вручить в более торжественной обстановке…

Я попыталась оправдать председателя райисполкома большой занятостью, но муж возразил мне:

– Но почему бы не приурочить награждение к праздничным дням? Идёт, предположим, торжественное заседание по случаю 8 Марта, и на сцену одна за другой поднимаются женщины…

Я подумала, что, может быть, Иван Николаевич и прав. А он, шагая из угла в угол, продолжал развивать занимавшую его мысль:

– Если вдуматься хорошенько, недооцениваем мы роли женщины в семье… Вот мы говорим: «Женщина должна заниматься общественно полезным трудом!» А разве труд её в семье не общественно полезен? Миллионная армия мужчин идёт утром на работу бодрая, выспавшаяся, хорошо отдохнувшая. И все это стараниями женщин! А пришёл бы муж на работу голодный, в грязной рубашке, издёрганный, усталый оттого, что всю ночь напролёт проходил с больным ребёнком на руках. Много ли пользы принёс он на работе?

Иван Николаевич остановился у окна, постоял, посмотрел в него и, обернувшись ко мне, продолжал:

– А воспитание детей? Разве это не общественно полезный труд. Вот нас всех тревожит детская безнадзор ность, а порой даже и преступность. Но не тут ли собака зарыта? Призывая женщину заняться общественно полезным трудом, уводя её из дому, не делаем ли мы ошибки, не отрываем ли мы женщину от её прямых обязанностей?

Я понимала, что всё, о чём говорил муж, имело прямое отношение ко мне. Ивана Николаевича мучили угрызения совести, что я, закончив университет, так и осталась «домашней хозяйкой». И, развивая передо мною свою мысль о роли женщины в семье, не хотел ли он убедить меня (а может быть, и себя?), что я не сделала ошибки, вся отдавшись семье.