Дневник Мата Хари - [11]

Слушая рассказ Генриетты, я так возбудилась, что была, как в бреду. Но подруга еще не кончила свой рассказ, а ночь только начиналась.

— Ты знаешь, после этой маленькой интерлюдии -

Генриетта называла это "маленькой интерлюдией" — наши уроки продолжались, как будто ничего не произошло. Учитель пригласил на трибуну другую ученицу. В иное время я бы очень завидовала ей — ведь выбрали не меня.

Но теперь я не ревновала. Мой лотерейный билет принес мне самый большой выигрыш..

Маленькая девочка, стоявшая рядом с нашим любимым учителем, была прелестным, крошечным, белокурым созданием.

— Дамы,- обратился к нам учитель,- мы с мисс Притти проведем новый эксперимент. Она попытается воздействовать на мой инструмент языком. Это совершенно необходимая процедура, и поэтому не вздумайте ухмыляться и хихикать. Смотрите внимательно Каждая из вас должна усвоить этот урок.

— О, Гретти, скажу тебе, учитель — очень благородный человек, и школа знаменита по всему миру своим превосходным этикетом. Итак, эта новенькая начала. Она надула губки, что было очень трогательно, и приблизила свой детский ротик к инструменту.

— Нет, мисс Притти, не так. Вы не должны целовать его. Надо открыть пошире рот и попеременно то заглатывать его, то выталкивать,- сказал учитель.- Правильно, так, так, это уже лучше, хорошо, продолжайте, очень хорошо, теперь побыстрее. Хватит, достаточно. Хотел бы пожелать вашим одноклассницам таких же успехов.

Я пожирала глазами эту сцену.

Представляешь, хрупкая девочка и этот громадный, как ствол, отросток.. Она открыла свой ротик, и предмет наших вожделений бесследно исчез, словно его и не было. Меня одно лишь волновало: неужели делать это так же приятно, как и отдаваться во власть мужской страсти?

Я была более чем возбуждена. Да и Генриетту ее фантазия довела до экстаза. Она залезла на меня и стала судорожно двигаться, подражая мужчине. При этом мы целовали друг друга, щипали, гладили…

Мы проводили своего рода аукционы особенно похотливых и гадких слов, и когда кто-либо из девочек приносил какое-нибудь из таких слов в тщательно охраняемое общежитие монастыря, ей было обеспечено наше восхищение. Не следует забывать, что такое слово представлялось нам чем-то ужасно грешным, как и чтение запрещенного романа, поцелуи и обмен записками. С другой стороны, мы не считали эти слова непристойными и грязными, потому что не осознавали их смысл. Мы произносили их с тайным ужасом и испытывали приятное волнение… Я часто хотела, чтобы моя подруга из города, эта белокурая девочка из Дельфта, была со мной в монастыре. Я мечтала об очаровательной девичьей триаде, и так как в нашем заведении не было мужчин, не считая статуй святых, я была абсолютно убеждена, что такой союз дал бы нам намного больше удовлетворения, чем союз двух девочек.

Эта идея так взволновала меня, что скоро стала каким-то наваждением. Я обдумывала ее и ночью. Я жалела, что ничего не знала об игре, которой меня научила Генриетта, в те дни, когда я играла в родительском доме с маленькой красивой Мари. Мне часто удавалось обсуждать с ней сексуальные вопросы, но всегда было трудно заставить ее высказаться по ним, и я вынуждена была прибегать к разным обещаниям. Можно сказать, что я соблазняла Мари. Кроме того, я всегда боялась, что она меня выдаст. Я даже планировала отдать ее душой и телом Вилему. Я прочитала это выражение в каком-то старом романе. Мне казалось более уместным отдать эту маленькую девочку, которая была лишь на два года моложе меня, явно жаждущему Вилему, чем отдаться ему самой.

Я думаю об этих ранних желаниях и могу сделать вывод, что в отношении сексуальных контактов со своим собственным телом я была сравнительно отсталой. Я пыталась убедить Мари погулять с Вилемом и попробовать поиграть с ним в новую интересную игру. Я сказала ей, что все это очень просто: игра сводится к тому, что Вилем всунет свою штуку между ее ног, а она попытается удержать ее. Если ему удастся вытащить ее, прежде чем она сосчитает до десяти, он выиграет. Щеки Мари покраснели, и она робко спросила, а не накажут ли ее мама и папа, если увидят эту игру. Я заверила ее, что эта игра совершенно безопасна, но что она должна помалкивать, иначе накажут Вилема. Я очень возбудилась, когда задрала ее платье и показала точное место, какое позволит ей выиграть.

— Конечно, ты должна будешь снять трусы, — учила ее я,- потому что так интереснее. И когда ты его схватишь вот этим местом у этой маленькой щели, ты почувствуешь очень приятное щекотание. Кстати, Мари, ты играешь с собой между ног?

Моя подруга еще больше смутилась и прошептала:

— Да, несколько раз я гладила себя вот по этим мягким штукам… Но, пожалуйста, скажи мне, Маргарета, ведь это великий грех? Я так боюсь, что произойдет что-то ужасное.

Я вспоминала об этом эпизоде и в то же время возилась между ног Генриетты, поглаживая ее холмик. Было бы чудесно, думала я, если бы Мари спала между нами и была нашей нежной маленькой куклой, с которой мы бы играли до умопомрачения. Я пыталась представить, как я буду забавляться ее мягкими маленькими грудками, а Генриетта займется ее другими прелестями. И как было бы здорово, если бы маленькая Мари, которой я приписывала такой же страстный темперамент, как у Генриетты, стонала от страсти в наших руках…