Дневник Мариэтты Шагинян - [14]
Очень часто Мариэтта Шагинян обращается к сравнениям кухонного и дачного порядка. Вот она осматривает установку для бездымного сжигания сланца. В камере сжигания имеются три круглых окошечка, и можно видеть, как бушует пламя горящего газа. «Мы, впрочем, наблюдаем это и без оконцев каждый день в Москве, на кухне, когда зажигаем газовую плиту!» — восклицает автор. Чтобы пояснить, как посредством нагревания без доступа воздуха из сланца добывают газ и смолу, Мариэтта Шагинян применяет термин «томление»: «Я выдумала это слово сама, по аналогии с кухонной духовкой». В том же духе Мариэтта Шагинян объясняет, что такое «зависание сланца» в камерной печи. Ей немедленно приходит в голову процесс засорения чайника на даче в Кратове. «Всё труднее из такого чайника наливать воду: она течёт тонко, потом совсем не течёт; надо очень сильно нагибать чайник, чтоб появилась струйка, и т. д. Мы, наконец, приостанавливаем пользование чайником, ждём, чтоб он охладился, берём ножницы, ножик, что — нибудь длинное, колющее, буравящее и начинаем счищать изнутри чайника накипь, прокалывать заросшие дырочки».
Вот какие дела совершаются в сорока километрах от Москвы. Желая объяснить слово «фура», автор сообщает, что так назывались повозки, в которых перевозили из города на дачу мебель. Стоит Мариэтте Шагинян из окна машины увидеть фабричную трубу, как она уже переводит свои промышленные впечатления в область более знакомых и по — своему конкретных образов: «Женщины работают на торфе, лепят те самые брикеты, которыми мы зимою отапливаем дачи».
Разумеется, было бы несправедливо утверждать, что мир образов «Дневника» ограничен домашним кругом. Фантазия Мариэтты Шагинян гораздо шире. Однажды вечером, после объезда всех намеченных точек, она решает заняться историей литературы XVI века для подготовки к участию в учёном диспуте. Как передать это известие с наибольшей яркостью? Вот как: «Весь день я глядела сквозь наши советские факты вперёд. Сейчас, устроившись у настольной лампы с тарелкой винограда, сквозь наши советские факты начинаю глядеть назад, в глубь веков». И вперёд и назад, да ещё с тарелкой винограда… И глядит писательница не только в глубь веков, но и в глубину пространства. «Человек разве хуже журавля? Не зачешутся ли у нас, в конце концов, лопатки и предплечья в предчувствии того времени, когда мы, каждый из нас в отдельности, без самолётов, с помощью каких — нибудь спортивных аэролыж или аэрокрыл, сможем выпархивать из своих окон в тот голубой сад земной атмосферы, который через сотни лет по сравнению с освоенными межзвёздными путями покажется людям маленьким и домашним голубым садиком?»
Все эти мысли приходят в голову писательнице по поводу нового здания Московского университета. У неё уже чешутся лопатки. «Первое, что я почувствовала при взгляде на новый МГУ, — это мышечная реакция на пространство».
Очень может быть, что со временем мы полетим, «каждый из нас в отдельности». Но доказательства, приведённые М. Шагинян, производят странное впечатление. Первое доказательство заключается в огромности здания Московского университета. Писательница узнала, что одни лишь лестницы нового здания имеют в длину 11 километров, а чтобы осмотреть каждое помещение главного корпуса, хотя бы по три минуты, потребуется два, два с половиною месяца. «Не значит ли это, что новым поколениям, поколениям коммунизма, придётся воспитать в себе какие — то совсем другие, новые качества? Может быть, надо изобрести приборы, усиливающие работу наших органов чувств, поле нашего зрения, глубину нашего движения? Но тут мне опять припомнилось из прочитанной книжки — о том, как П. Жаворонков «перехитрил» ветер, поставив стрелу башенного крана по ветру. Разве не может человек перехитрить время и пространство, поставив свою нервную систему и восприятие по времени, п о пространству? И разве так не делает он всю историю человечества?»
После таких глубокомысленных тирад Ленин обычно ставил своё знаменитое «уф!». Совершенно ясно, что Мариэтте Шагинян нечего сказать о строительстве высотных зданий. Факты и цифры не принадлежат автору — они известны. Да и слишком сухая материя эти факты, взятые из чужих рук. Тогда начинается искусственная конкретизация посредством образов и рассуждений.
Что такое «поставить свою нервную систему и восприятие по времени, по пространству?» Пустая фраза, набор слов. Всегда ли человек был способен совершать такие опыты над своей нервной системой или это задача новых поколений, поколений коммунизма? На протяжении нескольких фраз автор говорит и то и другое. Если верить Геродоту, в египетском лабиринте было 3000 комнат. Представим себе, что каждая из них имела в длину не более пяти метров. В таком случае общая протяжённость всех помещений лабиринта составляла 15 километров. Почему же у древних египтян не чесались лопатки? Нас тоже волнуют грандиозные масштабы Дворца науки на Ленинских горах Но Мариэтта Шагинян устанавливает прямую связь между высотными зданиями и коммунизмом. Это обидно для жителей пятиэтажных и прочих домов. Они также надеются воспитать в себе новые качества.
Вниманию читателя предлагается переписка философов Мих. Лифшица (1905–1983) и Д. Лукача (1885–1971). Она относится к 1931–1970 гг. и включает все известные письма. Их оригиналы находятся в Архиве Д. Лукача (Венгрия). За редкими исключениями письма вводятся в научный оборот впервые. В приложении к переписке приводятся 12 документальных материалов, характеризующих официальный исторический фон, на котором эта переписка разворачивалась. Большинство материалов приложения также публикуется впервые.
Предлагаем вниманию читателей курс лекций, прочитанный Михаилом Александровичем Лифшицем (1905–1983) в конце 1930-х – самом начале 1940-х годов в Московском институте философии, литературы и истории имени Н.Г. Чернышевского (МИФЛИ, сокращённо ИФЛИ). Курс назывался «Введение в марксистско-ленинскую теорию искусства». ИФЛИ, «красный лицей», являлся в ту эпоху главным гуманитарным вузом страны. Профессор Лифшиц занимал в нём должность доцента кафедры искусствознания и заведовал кафедрой теории и истории искусства.
«Диалог с Эвальдом Ильенковым» — одна из последних незаконченных работ выдающегося философа Михаила Лифшица (1905–1983), в центре которой проблема реальности идеального. Решая ее в духе своей онтогно — сеологии и теории тождеств, Михаил Лифшиц вступает в полемику не только со своим другом и единомышленником Эвальдом Ильенковым, но и с основными направлениями философской мысли современности. Коперниковский поворот его онтогносеологии заключается в программе Restauracio Magna — возвращения классики, постижение которой, по мнению Михаила Лифшица, доступно только свободному человеку.
Работа известного советского философа–марксиста Михаила Лифшица «На деревню дедушке» была написана в первой половине 60–х, но не была пропущена цензурой. Этот маленький шедевр очень необычный по форме изложения для марксистской литературы был напечатан лишь в 1990 году ротапринтным способом тиражом 300 экземпляров.
Настоящая книга — последний завершенный труд Михаила Александровича Лифшица, выдающегося ученого-коммуниста, философа, эстетика, искусствоведа, действительного члена Академии художеств СССР, доктора философских наук.Автор смог принять участие лишь в начальных стадиях издательского процесса подготовки книги к печати Эта работа была завершена уже без него, после его внезапной кончины 20 сентября 1983 года.Книга М. А. Лифшица включает четыре фундаментальные статьи, над которыми автор работал в течение нескольких лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга — итог многолетних исследований, предпринятых автором в области русской мифологии. Работа выполнена на стыке различных дисциплин: фольклористики, литературоведения, лингвистики, этнографии, искусствознания, истории, с привлечением мифологических аспектов народной ботаники, медицины, географии. Обнаруживая типологические параллели, автор широко привлекает мифологемы, сформировавшиеся в традициях других народов мира. Посредством комплексного анализа раскрываются истоки и полисемантизм образов, выявленных в быличках, бывальщинах, легендах, поверьях, в произведениях других жанров и разновидностей фольклора, не только вербального, но и изобразительного.
На знаменитом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ Парижа упокоились священники и царедворцы, бывшие министры и красавицы-балерины, великие князья и террористы, художники и белые генералы, прославленные герои войн и агенты ГПУ, фрейлины двора и портнихи, звезды кино и режиссеры театра, бывшие закадычные друзья и смертельные враги… Одни из них встретили приход XX века в расцвете своей русской славы, другие тогда еще не родились на свет. Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Бунин, Матильда Кшесинская, Шереметевы и Юсуповы, генерал Кутепов, отец Сергий Булгаков, Алексей Ремизов, Тэффи, Борис Зайцев, Серж Лифарь, Зинаида Серебрякова, Александр Галич, Андрей Тарковский, Владимир Максимов, Зинаида Шаховская, Рудольф Нуриев… Судьба свела их вместе под березами этого островка ушедшей России во Франции, на погосте минувшего века.
Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними.
Эта книга – воспоминания знаменитого французского дизайнера Эльзы Скиапарелли. Имя ее прозвучало на весь мир, ознаменовав целую эпоху в моде. Полная приключений жизнь Скиап, как она себя называла, вплетается в историю высокой моды, в ее творчестве соединились классицизм, эксцентричность и остроумие. Каждая ее коллекция производила сенсацию, для нее не существовало ничего невозможного. Она первая создала бутик и заложила основы того, что в будущем будет именоваться prèt-á-porter. Эта книга – такое же творение Эльзы, как и ее модели, – отмечена знаком «Скиап», как все, что она делала.
Наркотики. «Искусственный рай»? Так говорил о наркотиках Де Куинси, так считали Бодлер, Верлен, Эдгар По… Идеальное средство «расширения сознания»? На этом стояли Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, культура битников и хиппи… Кайф «продвинутых» людей? Так полагали рок-музыканты – от Сида Вишеса до Курта Кобейна… Практически все они умерли именно от наркотиков – или «под наркотиками».Перед вами – книга о наркотиках. Об истории их употребления. О том, как именно они изменяют организм человека. Об их многочисленных разновидностях – от самых «легких» до самых «тяжелых».
Выдающийся деятель советского театра Б. А. Покровский рассказывает на страницах книги об особенностях профессии режиссера в оперном театре, об известных мастерах оперной сцены. Автор делится раздумьями о развитии искусства музыкального театра, о принципах новаторства на оперной сцене, о самой природе творчества в оперном театре.