Дневник княжны Варвары Туркестановой, фрейлины Ее Императорского Величества Марии Фёдоровны, за 1818 год - [22]

После мессы мы вернулись к себе, чтобы переодеться в утренние платья, и поехали завтракать в Бельвю. Затем мы отправились на длительную прогулку. Обед проходил в семейном кругу, а вечером состоялся спектакль. Давали оперу Жозефа, но я не видела ее, предпочтя остаться с графиней Ливен. Мы должны были уезжать завтра, однако император написал, что не следует приезжать в Кёльн раньше 20, и поэтому мы задержимся здесь еще на один день. Я чуть не забыла вам сказать о приятнейшем сюрпризе, ожидавшем меня вечером. Мне нанес визит князь Василий Голицын, ваш племянник. Он приехал из Ахена и уже отправился в Неаполь. Он везет приказы об отставке Мосениго и о назначении на его должность Штакетберга. Чтобы утешить Мосениго, его наградили орденом святого Владимира второй степени. Кроме того, ему собираются предложить отправиться в Турин. Но я не знаю, что сделают с Козловским. Граф Головкин остается в Вене, а Штутгарт, где сейчас находится Потемкин, перейдет, как я полагаю, в ведение Константина Бенкендорфа, который станет министром. Вот и все дипломатические новости. Василий рассказал мне подробно об Ахене. Он утверждает, что до смерти скучал там. Надо по меньшей мере надеяться, что он совершит много добрых дел.

15 октября.

Сегодня утром я ездила за покупками. Вернувшись, я поднялась к императрице, чтобы сопровождать ее в библиотеку короля. Нам показали прекрасные книги, рисунки, гравюры. При дворе состоялся званный обед, а затем мне надо было нанести визит герцогине Вильгельм, затем графине Цеппелин, а остаток дня я провела у себя в спальне, поскольку двор собрался в семейном кругу. Императрица с большим сожалением покидает Штутгарт. Радость, которую она испытала от встречи с родиной и оттого, что собственными глазами убедилась в счастье дочери, сделала ее пребывание тут необыкновенно приятным. Всё, что говорили об этой супружеской паре, ложь. Невозможно найти двух других существ. Которые лучше подходили бы друг к другу, чем эти супруги. Король представляется мне таким же влюбленным, как и в первые дни, а королева, в свою очередь, кокетничает с ним так, словно всё еще хочет его завлечь. Вот, что я видела и что мне подтвердило их окружение. Все безмерно преданы королеве, а госпожа Шекендорф, весьма умная женщина, заверила меня, что королеву действительно любят и умеют по-настоящему ценить. Она не стала скрывать, что сначала в стране короля порицали за этот брак, однако сейчас все безмерно счастливы. Я повторяю вам то, что она сказала мне, и делюсь с вами своими впечатлениями.

16 октября, Хайдельберг.

Сейчас десять часов. Мы только что приехали. Я не хочу ни пить чай, ни ужинать. Я уединилась в спальне графини Ливен, чтобы написать вам о проведенном дне. Расставание было весьма нежным. Императрица, как я и предвидела, была растрогана до глубины души; королева плакала. Король поблагодарил свою тещу с таким видом, что у меня потекли слезы. Все выглядели настолько искренними, что производили самое приятное впечатление. Собрался весь двор; гарнизон стоял в торжественном строю, как и в день нашего приезда. Кода я очутилась в нашей карете, села а привычное место, мне показалось, что я из нее так и не выходила. У ворот города господин Отто, министр внутренних дел, обратился к императрице. Возможно, он выражал сожаление по поводу ее отъезда. После его речи оркестр исполнил God save the King и мы отправились в путь. На границе оба брата императрицы, герцоги Вильгельм и Генрих, простились с Ее Величеством, равно как граф Цеппелин и главный конюший. Первый из них привез письмо от королевы, в котором та сообщала, что тоже едет в Хайдельберг. Это было преподнесено как сюрприз, чтобы королева смогла избежать визита в Брухсалл. Великий герцог Баденский прислал на границу двух своих офицеров и мы в сопровождении этого эскорта въехали в замок маркграфини в Брухсалле. Императрица Елизавета, одетая в платье со шлейфом, украшенная бриллиантовой короной и перевязанная своей лентой, стояла внизу лестницы вместе с самой маркграфиней, королевой Баварии, принцессой Дармштадской, графами Гохвергами и принцем Баденским. Нас провели в салон первого этажа. После трогательных объятий началось представление. Я испытала чувство радости, увидев моих дорогих подруг. Госпожа Валуева показалась мне круглой как яблоко, а бонбоньерка (княгиня Волконская) — весьма очаровательной особой. Императрица Елизавета чудесно обращалась со мной, много разговаривала и была очень любезна. Почти сразу же состоялся обед. Он был длинным и помпезным, как и все обеды в Германии. Я сидела рядом с Кириллом Нарышкиным и госпожой Таксис, фрейлиной королевы Баварии. Зал, где мы обедали, походил на трапезную монастыря своими сводами и аркадами. Этот замок принадлежит епископам Шпира. Он выглядит незатейливо и, возможно, построен по плану какого-либо монастыря. Тем не менее, апартаменты, расположенные на бельэтаже, где живет маркграфиня, говорят, очень красивые. Мне приходится верить на слово, поскольку я туда не поднималась. После обеда приехали королева Швеции с сыном и дочерью и принцесса Амелия, с которой мы сердечно расцеловались. Она не растолстела и не постарела, а осталась совершенно такой же, какой была в Петербурге. Дамы прибыли из Карлсруэ, где живут с тех пор, как тяжело заболел их брат. Он без раздражения позволяет заботиться о себе только принцессе Амелии. Все остальные члены семьи утомляют его. Он очень болен, несчастный. Одному Богу известно, сможет ли он продержаться еще месяц. Говорят, что неизвестность внушает ему тревогу. Супруга не отходит от него ни на минуту. По моему мнению, королева Швеции прекрасно сложена. У нее единственной не было никаких украшений. Ее сын — высокий, худой, с приятными чертами лица. О нем все очень хорошо отзываются. Юная принцесса, должно быть, похожа на отца, судя по портретам короля Густава, которые я видела. Они оба вызывают интерес, поскольку нет ничего более странного, чем их судьба! Королева Баварии, которую считают красивой, — вылитая копия своей матери, но с более выразительными глазами. Мими Дармштадская (так зовут младшую) — прямая как палка. Нарышкин сказал мне, что это любимая сестра императрицы. Добрейшая принцесса Амелия не желает ничего другого, кроме как вернуться в Россию. При упоминании о Петербурге ее лицо светлеет. Поскольку все принцы Германии, которые могли бы стать претендентами на ее руку, уже женаты, было бы хорошо, если бы ее приютили в Зимнем дворце. Там она никого бы не стесняла и худо-бедно прозябала. Мне показалось, что в Брухсалле живут необычайно скучно. Уже стемнело, когда мы стали уезжать. Мы въехали в Хайдельберг только при свете факелов наших карет. Король и королева были там. Сейчас они уединились с императрицей, а все остальные ужинают у меня. Мы решили завтра утром отправиться на прогулку, а потом поедем в Мангейм, где будем обедать и останемся ночевать.