Дневник и записки (1854–1886) - [5]
Сблизился Достоевский и с братом Елены Андреевны Адрианом. По свидетельству А. Г. Достоевской, с Адрианом Андреевичем, как с талантливым юристом, Федор Михайлович советовался во всех тех случаях, когда дело касалось порядков судебного мира, и ему Федор Михайлович обязан тем, что в «Братьях Карамазовых» все подробности процесса Мити Карамазова были до того точны, что самый злостный критик (а таких было немало) не смог бы найти какие-либо упущения или неточности (Воспоминания А. Достоевской, стр. 256).
В Достоевском Елена Андреевна ценит не романиста (в этом отношении она Тургенева ставит гораздо выше), а учителя жизни, и «Дневник Писателя» для нее дороже «Братьев Карамазовых». Яркое изображение этих «суббот» с Достоевским у Штакеншнейдеров на Знаменской находим у В. Микулич, в ее книге «Встречи с писателями». В это время Штакеншнейдеры — мать и дочь — жили на пенсию, довольно значительную, которую получала Марья Федоровна после смерти мужа (он умер в 1865 году). Когда же в 1892 году умерла и Марья Федоровна, Елена Андреевна оказалась в стесненном материальном положении, и вечера прекратились.
Достоевский фигурирует не только в дневнике Елены Андреевны; она начала писать и воспоминания о нем, оставшиеся незаконченными, но и в таком виде являющиеся ценным материалом. Для биографа Петра Лаврова ее дневник и воспоминания незаменимы потому, что касаются доэмигрантского периода жизни Лаврова, всего менее освещенного другими «воспоминателями».
Особо следует выделить Полонского. Как натура мечтательная и отнюдь не волевая, он не мог быть для нее учителем жизни, как Лавров или Достоевский, но для Елены Андреевны был более близким и родным, чем они.
Для будущего биографа Я. П. Полонского дневник Елены Андреевны является совершенно незаменимым источником. Ни о ком другом не говорит она так часто. Образ незлобивого, младенчески-непосредственного и анекдотически-рассеянного Якова Петровича неизменным спутником проходит по всем тетрадям ее дневника. История их дружбы довольно своеобразна. Начало знакомства Елена Андреевна относит к зиме 1854–1855 года. О его появлении заранее восторженно возвестил экспансивный и «легкокрылый» Данилевский. Первое впечатление было разочарование: «Серьезный и рассеянный, бродил Полонский, охотнее слушая, чем говоря, и очень неохотно читая свои произведения». В доме Штакеншнейдеров он сначала более сблизился с маменькой, чем с дочкой, которая даже могла порою жаловаться на недостаток внимания с его стороны. Для нее он был «мамин поэт», «своим» же она считала в эти годы Бенедиктова. Марья Федоровна окружала поэта своей заботливостью и во время его первой поездки за границу исполняла в Петербурге его различные поручения. Их обширная переписка, представляющая немалый литературный интерес, еще не опубликована, за исключением нескольких писем Полонского. Летом 1858 года Полонский вернулся в Петербург не один, а с женой, которая оказалась на четыре года моложе Елены Андреевны. Молодые остановились у Штакеншнейдеров. С тех пор и начинается дружба. Елена Андреевна и Яков Петрович стали звать друг друга «дядя» и «тетка» и перешли на «ты». Два обстоятельства или, вернее, два горя в его жизни сблизили их еще более: превращение его в калеку: он ушиб себе колено и так серьезно, что всю жизнь после этого уже не расставался с костылями, — Елена Андреевна увидела в нем товарища по несчастью; вслед за тем неожиданно умирает жена Полонского, и обезумевший от горя поэт все более и более начинает ценить дружеское участие Елены Андреевны. В истории второй женитьбы Полонского она играет значительную роль. Ей приходится быть поверенной сердечных тайн двух мужчин, влюбленных в одну и ту же женщину, Жозефину Антоновну Рюльман. С ней подружиться просит Елену Андреевну Полонский, чтобы найти ключ к сердцу «ледяной красавицы». Петр Лавров из ссылки тревожно спрашивает Елену Андреевну, как чувствует себя Жозефина Антоновна и «ласков ли с нею муж». Полонский — один из очень немногих, кому Елена Андреевна показывает свой дневник… Когда Полонский получил должность цензора, она бремя цензорской службы почти целиком перекладывает с его плеч на свои, и в течение целого ряда лет является фактическим и негласным цензором иностранных книг. В 80-х годах Штакеншнейдеры и Полонские живут в одном и том же доме на Знаменской, и «через кухни и черные ходы» на костылях «дядя» и «тетка» ходят друг к другу. И сложили они свои костыли почти одновременно. В 1897 году умерла Елена Андреевна, а в «следующем, 1898, умер и Полонский.
После ее смерти остался ряд тетрадей с дневником и записками. Дневник относится главным образом ко второй половине 50-х годов: от 1855 до 1861 года. С весны 1861 года она свои записи ведет о большими промежутками, и все чаще они основываются не на непосредственных впечатлениях, а на припоминаниях. Начиная с 60-х годов она все чаще прибегает к форме записок.
Публикация выдержек из дневника и записок Елены Андреевны началась еще при ее жизни. В 1893 году, в «Русском Архиве», т. II, напечатаны были ее записи 1856 года, касающиеся домашнего спектакля в доме Штакеншнейдеров «Школа Гостеприимства», где в числе актеров были Л. П. Шелгунова и М. И. Михайлов, а в числе зрителей — авторы пьесы, Тургенев, Григорович, Дружинин. Затем в 1899 году, т. е. вскоре после смерти Елены Андреевны, Владимир Стасов в своей монографии «Надежда Васильевна Стасова» поместил некоторые выдержки из дневника 1868 и 1878 годов, характеризующие стремление женщин того времени к высшему образованию и первые дни существования Бестужевских курсов. В более систематическом виде литературное наследие Елены Андреевны стало появляться в «Русском Вестнике» за 1899 (№ 10) и 1901 год (№№ 5, 6, 7, 8, 10) и в «Голосе Минувшего» за 1915, 1916, 1919 год.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.