Дневник гения - [37]
Бабочки, которые были слишком большими.
Лишь прочтя заключительную главу посмертной книги Цвейга "Мир завтра", я, наконец, узнал правду о своем рисунке. Фрейд никогда не видел своего портрета. Цвейг очень ценил и уважал меня. По его мнению, портрет настолько ясно прорицал близкую смерть Фрейда, что он не посмел его показать, боясь расстроить его и уже зная, что он неизлечимо болен раком.
Вне всякого сомнения, я отношу Фрейда к разряду героев. Он высоко вознес народ пророка Моисея — величайшего из его героев. Он доказал, что Моисей был египтянином, и в предисловии к своей книге о нем — самой трагической и лучшей из его книг, — он сообщает читателям, что подтверждением этого является труднейшая, крайне честолюбивая и губительно горькая задача, которую он поставил перед собой Не стало больших бабочек.
Ноябрь
Париж, 6 ноября
Жозеф Форе принес первую книгу "Кихота" с моими иллюстрациями, выполненными в такой технике, которая обрела с момента ее создания мировую известность хотя бы потому, что она была неповторима. Вновь Сальвадор Дали одержал царственную победу. И это уже не в первый раз В возрасте двадцати лет я заключил пари, что выиграю Гран при Мадридской королевской академии, написав картину, которая будет исполнена без единого прикосновения кисти. Разумеется, я выиграл приз. На картине была изображена обнаженная молодая женщина. Стоя на расстоянии трех футов от мольберта, я бросал краски, растекшиеся затем по холсту. Самое поразительное, что каждое красочное пятно оказывалось на своем месте. И каждое было безукоризненно.
Спустя год я выиграл такое же пари уже в Париже. Как-то летом Жозеф Форе приехал ко мне с большим грузом из тяжелых литографских камней. Он настаивал, чтобы я выполнил иллюстрации к "Дон Кихоту" именно на этих камнях. В то время я был против литографской техники по эстетическим, моральным и философским причинам. Я считал, что творческий процесс должен реализовываться без применения силы, без монархии и инквизиции. По моим представлениям, он должен быть либеральным, бюрократическим и благородным. Однако настойчивость Форе, привезшего камни, разбудила мою антилитографскую волю к власти с точки зрения агрессивного гиперэстетизма. В этом состоянии в голову мне пришла божественная идея. Разве не говорил Ганди: "Ангелы господствуют над обстоятельствами, не нуждаясь в плане"?
Незамедлительно, подобно ангелу, я овладел ситуацией моего "Дон Кихота".
Я не мог стрелять из аркебуза по бумаге, не пробивая ее, но можно было стрелять по камню, не разрушая его. Убежденный Форе, я телеграфировал в Париж, чтобы к моему приезду приготовили аркебуз. Мой друг, художник Жорж Матье, подарил мне очень редкий аркебуз XV века, затвор которого был инкрустирован слоновой костью. И 6 ноября 1956 года, окруженный сотней овец, принесенных в жертву самой первой пергаментной книге, на палубе речной баржи, на Сене, я выпустил первую в мире свинцовую пулю, наполненную литографской тушью. Разорвавшаяся пуля открыла эру "пулизма". На камне появилась божественная клякса, похожая на крыло ангела, аэродинамические свойства и динамическая сила которого превосходит все когда-либо применявшиеся технические усовершенствования. Всю неделю я был погружен в фантастические эксперименты. На Монмартре, перед беснующейся толпой, окруженный восемьюдесятью девушками, на вершине экстаза, я наполнил два полых носорожьих рога хлебными корками, пропитанными тушью и затем, памятуя о Вильгельме Телле, с силой разбил их о камень. Благодарение Господу Результат был великолепным: рога носорогов запечатлели два крыла мельницы. Затем двойное "чудо": когда я получил первые результаты, неудачный "захват" оставил на камне ненужный след. Я счел своим долгом использовать эти пятна для иллюстрирования литургического таинства в параноидальном духе. Дон Кихот сталкивается во внешнем мире с параноическими великанами, один из которых сидит в нем. В эпизоде с винными бурдюками Дали узнает олицетворение химерической крови героя романа и логарифмическую кривую, пересекающую лоб Минервы. Лучше бы Дон Кихот, будучи испанцем и реалистом, не искал лампу Алладина Для него довольно сжать пальцами желудь, и воссияет Золотой век.
Как только я вернулся в Нью-Йорк, телевизионные продюсеры развернули целую кампанию против моего "пулизма". Я же все время спал, чтобы во сне найти самый эффективный и точный способ стрельбы пулями, наполненными тушью, дабы остающийся след был математически точен. Находясь среди специалистов по истории оружия, Нью-Йоркской военной академии, я просыпался каждое утро от звука стрельбы из аркебузов. Каждый взрыв давал жизнь целой литографии, которую мне оставалось только подписать для издателей, выхватывавших ее из-под моих рук за баснословную цену. Я снова почувствовал, что стою у истоков фундаментального научного открытия, когда узнал, что спустя три месяца после моего первого выстрела из аркебуза ученые использовали пушку и пули, подобные моим для исследования творческого процесса.
В мае этого года я снова был в Порт Льигате. Жозеф Форе ожи дал меня, багажник его автомобиля был полон новыми камнями. Новые взрывы аркебуза вновь дали жизнь Дон Кихоту.
Настоящий дневник — памятник, воздвигнутый самому себе, в увековечение своей собственной славы. Текст отличается предельной искренностью и своеобразной сюрреалистической логикой. Это документ первостепенной важности о выдающемся художнике современности, написанный пером талантливого литератора.
Сальвадор Дали – один из величайших оригиналов XX века. Его гениальные картины известны даже тем, кто не интересуется изобразительным искусством. А его шокирующие откровения о своей жизни и изящные ироничные рассуждения о людях и предметах позволят читателю взглянуть на окружающий мир глазами великого мастера эпатажа.
«Всегда сваливай свою вину на любимую собачку или кошку, на обезьяну, попугая, или на ребенка, или на того слугу, которого недавно прогнали, — таким образом, ты оправдаешься, никому не причинив вреда, и избавишь хозяина или хозяйку от неприятной обязанности тебя бранить». Джонатан Свифт «Как только могилу засыплют, поверху следует посеять желудей, дабы впоследствии место не было бы покрыто растительностью, внешний вид леса ничем не нарушен, а малейшие следы моей могилы исчезли бы с лица земли — как, льщу себя надеждой, сотрется из памяти людской и само воспоминание о моей персоне». Из завещания Д.-А.-Ф.
«Сокрытые лица» был написан в далеком 1944 году и публиковался с тех пор всего несколько раз. Почему? Да потому, что издатели боялись шокировать приличное общество. Дерзкий, циничный и одновременно романтичный, этот парадоксальный роман укрепил репутацию своего создателя – гения и скандалиста. Перевод: Шаши Мартынова.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.