Дневник галлиполийца - [56]
Опять из-за тесноты и духоты офицеры нервничают и злятся.
Характерная подробность — на «Херсоне» ни один из генералов не посмотрел, как разместились части. На «Решиде» не только начальник дивизии обошел все трюмы, но и генерал Кутепов приехал с берега проститься и обошел весь пароход.
После большой сутолоки наконец разместились. У меня оригинальное ощущение — точно мы снова попали на «Херсон» и все начинается сначала. Долго ли еще будут продолжаться наши странствия? Карташев настроен пессимистически: он считает, что советская власть падет еще через полтора-два года.
31 августа.
Ночью весь пароход был завален скрюченными телами. В нашем трюме и сейчас приходится балансировать, чтобы не отдавить руки или ноги. Опять можно повторить — совсем как на «Херсоне». Только не стонали во сне раненые и нет бредящих больных.
Мы снялись вчера поздно ночью и совершенно неожиданно повернули в сторону Эгейского моря. Оказывается, должны были взять в Чанак-Калесси{165} какую-то французскую команду. Из-за нее громадный транспорт потянули за 40 километров. Вообще, французы не особенно любезны. Дам сначала было поместили в общие трюмы и только после переговоров отвели им отдельное помещение, а старшим штаб-офицерам предоставили спардек. Генералам, правда, даны отдельные каюты, очень комфортабельные и чистенькие.
Для теперешнего состояния умов характерны разговоры наших вольноопределяющихся. Возмущаются французами — почему, мол, не предоставили кают-компанию хотя бы только штаб-офицерам? Другая группа очень сочувственно говорит о статье Даватца, разделывающей «галлиполийца»{166}. Один из добровольцев заявляет: «Не будь в Галлиполи Кутепова, б... был бы полный».
С утра стоим против городка Чанак-Калесси. Красивый и не тронутый войной город; есть очень приличные дома. Напротив, на европейской стороне, еще более интересный Майдос со старинной, хорошо сохранившейся крепостью-цитаделью. Видна целая роща кипарисов, вероятно, кладбище. На западе виднеется уже простор Эгейского моря.
В трюме душно и жарко, несмотря на открытые люки. С нетерпением ждем Константинополя и приезда генерала Врангеля. Воображаю, какая будет на «Решиде» овация. Пустят ли только французы Главнокомандующего на пароход?
Можно написать много страниц на тему «Размышления на дне трюма». Во-первых, как в шутку заметил капитан К., мы своим примером неопровержимо доказали, что можно жить и ничего не делать (с точки зрения наших врагов, конечно). Надо только собраться большой компанией и крепко держаться за оружие. Будут понемногу кормить, поить и одевать и даже возить по разным государствам. Правда, при этом получается не жизнь, а «жестянка».
Сейчас сидим, точно на дне мелкого колодца. Весь Дроздовский артиллерийский дивизион занимает один небольшой трюм. Для 500 человек слишком мало места, но, с другой стороны, приятно, что за 9 месяцев, проведенных в Галлиполи, дивизион сократился всего на 30% (на «Херсоне» прибыло приблизительно 700 человек, да человек 50 вернулось из лазаретов). Трюм совершенно не приспособлен для пассажиров; лежим вповалку на полу. Но почему-то мне припоминаются ярусы лож Мариинского театра, когда я смотрю снизу на борты выше нас расположенных трюмов, за которыми уселись офицеры и солдаты.
Пароход слегка дрожит. По светло-зеленому потолку бегут отражения волн. Хочется в последний раз взглянуть на Галлиполи и «долину роз и смерти». Почти совершенно тихо. Быстроходный «Решид-паша» бесшумно режет голубую воду. Левый борт до того переполнен, что почти невозможно передвигаться. Вблизи от Майдоса горы и в особенности долинки были очень живописны, масса садов и виноградников, но чем ближе к Галлиполи, тем пустыннее становится местность. Проплыла мимо нас ближайшая к лагерю деревня Галата с большой греческой церковью, и за поворотом открылась наша долина. Все принялись искать знакомые места. Вот виднеются палатки 5-го и 6-го артиллерийских дивизионов, наши «учебники»{167} узнают свою группу бараков и единственную точку наводки — отдельное дерево. Узнаю хуторок, где жил генерал Барбович, и штаб лагерного сбора. Дальше начинаются голые холмы между городом и лагерем, которые мы столько раз мерили своими ногами. Это самое пустынное место на всем восточном побережье полуострова. Узнаю обгорелые пятна на побуревших от зноя холмах, где мы с Шевляковым, по установившемуся обычаю, поджигали траву, когда ходили в лагерь на «У.Г.».
Вот и город. Трогательно прощаемся со ставшим почти родным Галлиполи. «Решид» берет самый тихий ход и подходит совсем близко к берегу. На спардеке Алексеевский и Дроздовский оркестры попеременно играют марш.
Быстро нахожу в последний раз те места, где столько месяцев приходилось бывать каждый день. С холма, где «серый дом» Артшколы, машут платками. Видно, как высыпают из палаток юнкера и выстраиваются на берегу. Греки и турки тоже нас приветствуют. Во дворе штакора кто-то машет русским флагом. Около него в бинокль узнаем генерала Кутепова. Он машет нам фуражкой. С парохода несутся перекаты «ура». Теперь уже во всем городе открыты окна и везде мелькают платки и простыни. С французского миноносца нашему пароходу подают какие-то сигналы. Должно быть, «уходите, уходите». «Решид» поворачивает и сразу развивает полный ход. Еще громче «ура». На фоне багрового заката в последний раз рисуются колокольня французской церкви и черные пинии кладбища. Дальше и дальше уходим от берега.
