Дневник его любовницы, или Дети лета - [8]

К библиотеке я подъехал за десять минут до начала конференции. У дверей меня уже ждала молоденькая хорошенькая девушка с выписанным пропуском.

— Антон Николаевич?

— Он самый.

— Мы вас ждем.

Я озабоченно посмотрел на часы. Неужели опоздал?

Девушка поняла мой жест, покраснела и быстро поправилась:

— То есть мы очень рады, что вы приехали.

— Спасибо. А Маргарита Борисовна?..

— Она наверху. Готовит зал.

— Народу много? — спросил я, поднимаясь вверх по широкой лестнице.

— Много, — ответила девушка со скромной гордостью. — На наших конференциях всегда много.

Она посмотрела на меня и снова смутилась.

— То есть я хочу сказать, вы очень популярный писатель…

Я тихо рассмеялся.

Очаровательное свойство молодости: вечно попадать впросак. Впрочем, в молодости очаровательно все.

Моя провожатая открыла дверь, ведущую в большой зал. Я вошел и остановился, ослепленный потоками света, льющегося из окна.

— Встречайте, — сказал голос Маргариты Борисовны. — Антон Петербургский.

«Не люблю свою фамилию, — невольно подумал я, раскланиваясь под вежливые аплодисменты. — Такое впечатление, что представляют вора в законе. Бригадного генерала уголовников. Вернуть, что ли, родовое имя «Матушкин»? Нет, издатель ни за что не согласится. Что ж ему снова меня раскручивать?..»

— Прошу вас, Антон Николаевич, — пригласила Маргарита Борисовна.

Глаза мои немного привыкли к яркому свету, и я увидел, что она указывает мне на стул рядом с собой.

Я сел лицом к залу и огляделся. Девушка сказала правду. Народу собралось немало. Меня этот факт порадовал, но совсем не потому, что служил подтверждением моей популярности, а потому, что мне приятно видеть людей, читающих книги. Мне приятно, что такие люди все еще есть.

Публика в зале подобралась самая разношерстная. Поближе ко мне сидели люди немолодые. Так сказать, отличники. У нас в классе за первые парты всегда садились те, кто хорошо учится. Не знаю почему, наверное, им было интересно слушать учителей. Подальше от строгих начальственных глаз помещались троечники и двоечники. В зале на эти места уселись люди молодые, по виду даже не студенты, а школьники. Очень интересно. Неужели школьники читают мои исторические романы? Впрочем, почему бы и нет?

Маргарита Борисовна взяла инициативу в свои руки, коротко представила меня собравшимся. Перед многими на столах лежали мои романы, и я понял, что по окончании конференции не избежать серии второй, под названием «раздача автографов».

Когда-то этот процесс доставлял мне огромное удовольствие. Ныне, скажу честно, не доставляет.

Маргарита Борисовна предложила задавать вопросы. Слово тут же перехватил пожилой человек с орденскими планками на груди. Он спросил, как я отношусь к новым фильмам и сериалам о Великой Отечественной войне.

Я ответил так дипломатично, как только мог. Похвалил старые ленты, немножко поругал новые и осудил попытки переписать историю. Судя по реакции собеседника, я ответил правильно.

За ним слово взяла моложавая женщина, кудрявая, как болонка, благодаря неумелой химии на голове. Она спросила, знаком ли я с дамами-писательницами, и как я отношусь к женскому роману. Я замялся.

С дамами-писательницами мне приходилось встречаться на разных посиделках, вроде вручения литературной премии. Как я уже говорил, премию «Лучшая книга года» я получал трижды, два раза из них в Москве. Как правило, на такой церемонии присутствует весь литературный бомонд, поэтому, хочешь — не хочешь, а с дамами-писательницами видеться приходится.

После окончания одной такой церемонии я немного задержался, принимая поздравления от коллег, в том числе и от дам-писательниц.

Никогда не забуду одну из них, которая подошла ко мне в числе первых.

У дамы, насколько я понимаю, был имидж вечного подростка, несмотря на более чем солидный возраст. Впрочем, сорок четвертый размер одежды в какой-то мере оправдывал ее притязания на молодость. Дама была одета в маечку с изображением какой-то утки, что само по себе смотрелось дико на фоне вечерних туалетов собравшихся. Ее красно-рыжие вихры вызывающе торчали во все стороны.

Дама вцепилась мне в руку и проникновенно сказала:

— Я так за вас рада! Я сюда пришла только для того, чтобы за вас поболеть!

— Спасибо, — ответил я машинально и пожал ее узкую руку. Собрался с духом, чтобы сказать, как мне понравился последний роман этой дамы, но тут столкнулся с ней взглядом и чуть не свалился на ковровую дорожку под ноги коллег-писателей.

Ощущение было такое, словно меня под дых лягнул мустанг. Говорю образно, потому что не знаю, какое ощущение при этом обычно испытывают.

Из-под узеньких прищуренных век меня буравили взглядом колючие холодные глазки. Не знаю, с чем сравнить этот взгляд. Словно из узких армейских дотов в меня целились темные сверкающие оружейные дула. И столько скрытой ненависти было в этом взгляде, что я немедленно вспомнил: книга этой дамы номинировалась на премию вместе с моей.

Очевидно, писательница уже все рассчитала и продумала сценарий. Нацепила несерьезную маечку с уткой, приготовила смешные реплики для интервью. Дескать, возилась на кухне, жарила мужу котлеты и тут вдруг вспомнила про церемонию. Не успела переодеться, прибежала в чем была, чтобы поболеть за любимого писателя Петербургского, и вдруг — здрасти!.. В общем, обломал я даме кайф.