Дневник ее соглядатая - [50]

Мы видели, как казаки потом ныряли в огонь и вытаскивали тюки материи, тушили их шинелями и затаптывали огонь сапогами. После взрыва и пожара от дворца осталась одна мавританская башня, которую потом приспособили под пожарную каланчу…»

– Какая все это жуть, – прервала чтение дневника Алла. – Конец света. Почему все не сопротивлялись большевикам? Почему потом не бежали с белыми? Почему вообще эти идиоты думали, что с красными будет лучше?

– Никто не мог знать, чем дело кончится, – пожала плечами прамачеха. – Думали, что потихоньку все наладится. Потом, всем так обрыд старый порядок, что все чаяли нового, лучшего…

– Как подумаешь, сколько мы самих себя погубили, истерзали… Зачем все это? Знаешь, тяжко от этих дневников, душе жутко. Давай сделаем перерыв.

– Давай. Расскажи мне, наконец, про твоего кавказского принца.

– Там все отлично! Как по маслу все само собой устроилось.

– Он что, в тебя втюрился?

– Не знаю, – скромно потупилась Алла. А сама подумала: «А почему бы и нет? Что, если он сделает мне предложение? Вот будет фортель! Мы с папочкой перекрестно «породнимся»! – Она представила себя в роли хозяйки рублевского безобразия, и на душе сладко защекотало. – Не надо будет вымучивать этот юридический, Каха все разрулит. И вообще денег куры вовек не склюют. Разница у нас – ой-ой-ой, в пятнадцать лет. Почему бы ему не жениться?»

– Только не…

– Забеременей! Ты это хотела сказать? – зло фыркнула Алла.

– Нет, почему? – чувствуя подвох, насторожилась Лина Ивановна.

– Потому что именно этими словами ты всегда заклинала Стёпу, вот она и не забеременела!

– Я? Это не честно! – поперхнулась прамачеха. – Почему ты меня чудовищем выставляешь? Это тебе Стёпа так говорила?

– Да, – отчеканила Алла.

Лина Ивановна растерянно хлопала глазами и судорожно глотала воздух. Все это так несправедливо, ведь она хотела как лучше…

– Ладно, если не о беременности, то о чем ты хотела меня предостеречь? – примирительно отступила Алла. Ей хотелось только уколоть прамачеху, а не расстроить ее до слез.

– Я опасалась, что он увезет тебя в аул, горшки чистить, – упавшим голосом пояснила Лина Ивановна, но решила не пугать эту злую девчонку бурным выражением обиды, а пойти на предложенную мировую. – А почему он развелся с женой?

– Не говорит. Он вообще не из разговорчивых.

– А что друзья рассказывают?

– У него нет друзей, или он меня им не показывает.

– Тоже подозрительно. А вдруг он уже женат на какой-нибудь… э-э-э… горянке? Они же многоженцы.

– Не все ли равно! Ладно, не буду тебя пугать. Это не мой формат. Слишком много денег.

– Разве денег может быть слишком много? – оживилась Лина Ивановна.

– Оказывается, может. В нем такой масштаб, который я не могу освоить. Каково ощущать себя пустым товарным вагоном, напрямую пристегнутым к паровозу? Понимаешь, жена может зарабатывать меньше мужа в два, три, четыре раза, в десять раз, но не в сотни. Мне нужен партнер, пусть даже старший партнер, но не хозяин.

– Час от часу не легче, – покачала головой прамачеха. – Теперь ей денег слишком много. Учись тогда, станешь знаменитым адвокатом, будешь сама много зарабатывать. Сессию хотя бы сдай!

– Сессию мне сдавать не придется! Вернее, париться не придется. Он договорился, что мне поставят тройки. И все зачеты я уже сдала.

– Тройки? С кем договорился?

– Не знаю, с деканом, наверное.

– Быть не может! Я с женой декана знакома, он очень приличный человек.

– Значит, еще с кем-то. Главное, сессия мне обеспечена.

– Но разве тройки тебя устроят?

– А то!

Алле не было стыдно. Она еще в зимнюю сессию поняла, что это не ее. Слишком сложно, слишком занудно, слишком много букв. Когда она видела пункты и подпункты статей, ее голова автоматически отключалась, словно кто-то на клавишу «откл» нажимал. Интересной была только история адвокатуры. Она и зимнюю сессию перевалила, только поддерживаемая с двух сторон Ильей и Константином, проковыляла на двух костылях-любовниках.

Алла вообще с удивлением обнаружила, что тяготится запланированностью существования, принятого на вооружение остальным человечеством. Она не знала, куда себя деть в размеренной повседневности, и тайно чаяла конца света или хотя бы какой-нибудь мало-мальски серьезной катастрофы, которая бы смешала и разрушила все правила, обязательства и графики продвижения. Тогда не надо будет ни с кем соревноваться, комплексовать, гадая, какое место тебе под силу занять в тусовке, и терзаться, оказавшись в хвосте. Она готова была сама сотворить конец света, лишь бы не подвергнуться насмешкам

Алла ненавидела, когда ее подгоняли, и тоскливо ощущала, что движется по жизни медленнее, чем сверстники. Может, поэтому у нее, кроме Ильи, в универе не было друзей? Они, как Вовчик, проносились мимо нее слишком быстро. Ей нужна была возможность в любой момент остановиться, чтобы оглядеться и разгрести завалы настоящего. Она хотела бы объяснить все это прамачехе, но не могла найти нужных слов.

– Хорошо, давай теперь добьем эти печальные дневники, – вздохнула Алла. – Там много еще?

– Прилично. Может, в другой раз?

– Нет, они такие грустные, теснят душу, надо их скорее дочитать.