Дневник ее соглядатая - [22]

– Что «это»? – не поняла я.

Евдокия слегка краснеет и шепчет мне на ухо. Я в ужасе отшатываюсь.

– Да, а если девушка бывалая и показать нечего, то муж тогда бьет ее плеткой. На утро она не выходит, сказавшись больной, и праздник быстро закругляется.

– А у нас на хуторе такое было?

– Не-а. Но по договоренности, если девушка гуляла со своим же женихом, кровь запасают заранее в курином мочевом пузыре, – смеется Евдокия, – только ты всего этого пока не увидишь, потому что мелюзга празднует отдельно от взрослых, под присмотром.

– Я не мелюзга. У меня уже жених есть, – вспыхиваю я.

Евдокия хохочет:

– Да, знаю я о твоем суженом. А вы целовались?

Мне становится жарко и стыдно, я вспоминаю наши невольные объятия у столба с гигантскими шагами, и сердце начинает стучать как бешеное. К счастью, бабушка зовет нас обедать и на покос.

Трудились хуторские всю неделю и только по воскресеньям выходили на гулянку, играли на двурядной гармонике, бегали на реку купаться, а после дождя ходили за рыбой. В разлившихся от Комбилеевки лужах оставалось много форели, и ее ловили руками. Бегали вдоль берега, брызгались, визжали.

По вечерам сидели на бревнах, вычесывали друг другу волосы, пощипывая кожу на голове, точно обезьяны, и рассказывали сны. Сплетничать или жаловаться не любили, так как все про всех и так знали.

Школа была только в станице Сунженской, с хуторов туда ходить было опасно и хлопотно, поэтому среди станичников много было полуграмотных и самоучек. Учили детей отцы семейств, которые вернулись с царской службы, кое-как освоив там грамоту. Как мой дядя Осип Абрамович, который, правда, порядочно знал и арифметику.

У меня была подруга в гимназии на год старше из Сунженской станицы – Женя Мешкова. Она зимой жила у моей тетки-портнихи. Ходила Женя в гимназию в сатиновых коричневом платье и черном переднике, а по форме полагалось шерстяное платье и такой же фартук. Но ее нисколько не смущал этот «бумажный наряд». Она была чудо как хороша собой. Смуглая, высокая, с глянцево-смоляными косами, карими бархатными глазами и родинкой на левой щечке. Никаких чинов и рангов среди учениц Женя не почитала и всех запросто называла на «ты».

Многие девчонки на такие ее манеры фыркали. Обычно мы встречались с ней на большой перемене. Она беззаботно разворачивала вощеную бумагу и доставала свой завтрак, чаще всего это был один плоский, но широкий, в две ладони, казачий пирожок. Боже, какой он был вкусный! С мятой картошкой и жареным луком, ароматный, румяный, поджаренный на пахучем подсолнечном масле.

Городские ученицы воротили носики и презрительно бросали: «Ах, бедняцкий пирожок!» А Женя как ни в чем не бывало с аппетитом уплетала свой завтрак и мне отщипывала». Всё, – выдохнула прамачеха, – конец второй серии.

– Поразительно. – Алла непроизвольно сглотнула слюну – так вкусно был описан пирожок. – До нас тоже люди жили полной жизнью. Строили какие-то пуньки. И думать не думали ни о компах, ни о мобилах. И главное – были счастливы. Точно как у Ильфа и Петрова: «И вот радио есть, а счастья почему-то нет».

– О компах! Они даже о теплых сортирах не думали.

– Хотя это очень серьезное счастье, – хихикнула Алла. – Можно я у тебя сегодня останусь? Погреюсь в теплом сортире? А то у нас уже вырубили горячую воду, а мне надо навести назавтра боевой раскрас.

– Конечно, – стараясь выглядеть незаинтересованной, отозвалась прамачеха. Если бы эта девочка знала, как нескончаемы и бессонны одинокие ночи у старого человека. Ночью старость подступает особенно близко. Склоняется над подушкой, заглядывает в лицо, и ничем ее не отпугнешь.

– А ты вела дневник?

– Нет. Как-то не о чем было. А потом, мама говорила, что за нас уже ведут дневник бесы. Что они, как соглядатаи, всё в хартии свои записывают да еще привирают и на суде потом зачитывают.

– Они к нам типа надсмотрщиков приставлены?

– Вроде того.

Алла представила, как за ней шныряют два жутких беса и все ее мысли, слова и поступки забивают в ноутбуки. Она презрительно хмыкнула, но все равно невольно стало не по себе.

– А ангел-хранитель тоже ведет дневник или он все наизусть помнит? А может, у него микрочип вставлен? Может, это просто более продвинутая модель? А может, они вообще искусственные?

– Как это? – не поняла прамачеха.

– Ну, просто сенсорные машины, которые создал высший разум. Ведь говорят, у них своей воли нет, одни запрограммированы на зло, другие – на добро.

– Может, – растерянно протянула прамачеха. Ничего подобного ей в голову не приходило. Всю мистику она понимала по старинке: черт – с хвостом, рогами и копытами, а ангелы – с крыльями и локонами до плеч. – Ты пройдешься с Тарзаном?

– Само собой.

– Давай, а я приготовлю ужин. Пирожки с картошкой не обещаю, но оладьи с яблоками и джемом будут тебя ждать.

Во дворе дома был малюсенький сквер, и Алла только сейчас заметила, что в нем росли одни каштаны. Может, потому, что они распускались позже других и все остальные деревья уже давно шелестели майской листвой, а на каштанах недораспустившиеся листья висели сморщившимися куколками, ожидая тепла, чтобы превратиться в пятикрылых сильных темно-зеленых глянцевых бабочек.